Гюнтер Штайн - Подарок

Единственное, чего опасался Кипиани, заключалось в том, что Шенк, который слишком надеялся на эффект подобного шага, может разочароваться в своей затее. Майор крепко пожал Виктору руку, от всей души пожелал успеха.

В этот момент в комнату вошел Толик.

— А, Анатолий Супрун, — проговорил майор. — Хорошо, что ты пришел; В твоем батальоне товарищи ждут тебя. Ты сам доберешься до него или тебе дать провожатого?

— Я не хочу возвращаться! — затряс головой Толик.

— Ну хорошо, — сказал майор, — в таком случае ты со следующим транспортом поедешь в Киев.

— Ив Киев я не хочу! — энергично запротестовал паренек. — Никуда я не хочу! Я хочу остаться с Виктором Андреевичем.

Кипиани бросил беглый взгляд на немецкого антифашиста, затем посмотрел на Толика, который сдвигал свою шапку то на лоб, то на затылок и так поглядывал на Виктора, словно ждал от него заступничества.

Кипиани было нелегко принять решение. Он нисколько не сомневался, что Виктор стал для Толика единственным человеком, который мог заменить ему и отца, и друга, и брата.

Кипиани пытался отогнать нахлынувшие на него мысли. «Черт возьми, сейчас идет война, и я, Кипиани, офицер Советской Армии, а не духовный пастырь… Хотя именно в этой войне, которая ведется против фашистов, нужно защищать не только материальные ценности — фабрики, мосты, дома, но в первую очередь людей и то, что дорого им, что их связывает. Легче всего было бы, конечно, отмахнуться от того, что тревожит этого парня», — подумал он, глядя в карие глаза Анатолия, который не уклонился от взгляда майора.

— Гм… — смущенно пробормотал Кипиани. — Значит, ты хочешь остаться здесь. Но только запомни: Виктор Андреевич выполняет специальное задание и ты не можешь быть его сопровождающим.

— Как вас понимать, товарищ майор? — спросил Толик, склонив голову набок.

— А так и понимай, как сказано было, — сухо заметил майор. — Если тебе будет приказано достать продукты, то ты должен их достать. Короче говоря, будешь делать то, что я тебе прикажу! Это тебе понятно?

— Так точно, товарищ майор, но… — Толик невольно встал по стойке «смирно».

— Что такое?

— Большое спасибо!

— Можешь идти!

Когда паренек вышел во двор, майор обратился к Виктору:

— Будем надеяться, что я правильно решил. Как только у меня окажется свободное время, я поговорю с Толей.

Виктор кивком головы подтвердил свое согласие с принятым Кипиани решением. Сам же он был просто рад, что Толя будет находиться где–то поблизости.

* * *

Толик не заметил беглой усмешки, промелькнувшей в глазах майора, а если и заметил бы, то не смог бы правильно истолковать ее. Когда майор сделал Толику выговор на глазах у пленного гитлеровского офицера, тот обиделся. Выдержку и самообладание майора Кипиани паренек принял за надменность, а его строгость — за отсутствие сердечной доброты. Во многом майор напоминал ему старика бухгалтера по фамилии Хведир из родного колхоза. Этот старик вообще не понимал никаких шуток. С ним пареньку приходилось встречаться довольно часто, особенно тогда, когда отец вместе с председателем колхоза и бригадиром полеводческой бригады уезжали в район, а Хведир оставался, представляя, так сказать, местную власть. Стоило кому–нибудь пошутить над ним самым безобидным образом, как старик сразу же вставал на дыбы и начинал защищать, как он выражался, дисциплину и порядок… Толе всегда казалось, что взрослые должны лучше понимать его и остальных ребят. До вчерашнего вечера паренек был убежден, что теперь уже никто и никогда не сможет понимать его так, как отец. Но начиная со вчерашнего дня в душе Толика что–то произошло, чего он пока и сам не мог толком понять. Его сильно избил переодетый гитлеровский офицер, а затем бросил полураздетого на морозе. Если бы его не нашел советский солдат, Толик наверняка замерз. Солдат надел на него собственную шинель, а затем взвалил себе на спину и понес. И этим он спас ему жизнь. Но Толя понимал, что его тянет к Виктору Андреевичу не только из чувства благодарности.

Когда в ту страшную ночь, лежа на земле, Толик пришел в себя и увидел на шапке своего спасителя красную пятиконечную звездочку, он был счастлив. Виктор тогда так прижал его к груди, как отец прижимает родного сына. И Толя не раз мысленно сравнивал своего нового друга с отцом, пытаясь отыскать в нем нечто такое, что еще больше сблизило бы его с Виктором Андреевичем.

4

Виктор с нетерпением ждал утра. Как только солнце окрасило золотом горизонт, он уже был на своем импровизированном наблюдательном пункте. Ему казалось, что на этот раз светило встает чересчур медленно, плохо освещает и немецкие и советские позиции, которые в этом месте находились недалеко друг от друга. По–пластунски он довольно быстро дополз до установленного на ничейной земле широкого щита.

На той стороне щита, что была повернута в сторону немецких окопов, на склеенных листах обоев широкой кисточкой были нарисованы три карикатуры на Гитлера, а под каждым из рисунков был обозначен год: на первом рисунке фюрер, в парадной фуражке, стоял в позе горделивого полководца, вытянув вперед правую руку и высоко задрав голову, а под рисунком были видны цифры 1939–1940. На втором листе обоев, под которым чернели цифры 1941–1942, фигура Гитлера была значительно меньших размеров. Парадной фуражки на голове уже не было, а щека перевязана платком, словно у фюрера болели зубы. Под рисунком подпись: «Поражение под Москвой». На третьем рисунке с цифрами 1942–1943 Гитлер, согнувшись в три погибели, стоял на костылях. Одна нога у него была забинтована, а на бинтах крупными буквами были перечислены места, где фашисты потерпели поражения: Сталинград, Кавказ, Дон, Африка, Орел и Белгород, Донец и Миус, Днепр, Ленинград.

Виктор окинул внимательным взглядом склоны холма, по которым тянулись немецкие окопы. Как только взойдет солнце, щит с карикатурами будет хорошо виден из немецких окопов.

Спать Виктору не хотелось, хотя он, собственно, не спал всю ночь. Вместе с несколькими советскими солдатами он ночью сколотил щит, а затем нарисовал сапожным кремом, так как никакой краски под рукой не оказалось, карикатуры на фюрера. Потом громоздкий щит пришлось ползком тащить на себе до того места на ничейной земле, где они решили установить его и где предварительно выкопали в земле две глубокие лунки.

В гитлеровских окопах стояла полная тишина. Прошло четверть часа, полчаса… И вдруг кто–то несколько раз выстрелил по щиту из винтовки. Пули пробили щит, но он не упал. Несколько позднее по щиту был открыт минометный огонь. Одна мина взорвалась так близко, что ударной волной щит повалило на землю. Наблюдая за всем этим из своего окопа, Виктор хитро усмехнулся, решив про себя, что он обязательно использует этот случай в своей очередной вечерней передаче по ОГУ.