Никколо Амманити - Я заберу тебя с собой

Теперь Пьетро чувствовал себя нормально.

Он словно вернулся с длинной прогулки, отнявшей у него все силы. Он расслабился. В ноги положил горячую грелку. И непрерывно, как колыбельную, бормотал: «Я не виноват я не виноват…»

Жизнь семьи Морони была чем-то похожа на жизнь островного племени в южных морях, пребывающего в постоянной опасности, готового в любую минуту покинуть свою деревню — при первых признаках надвигающегося шторма. И тогда они укрывались в пещере и ждали, пока не перебесится стихия. Они знали, что шторм разрушителен, но короток. Когда он заканчивался, они возвращались в свои лачуги и с философским терпением восстанавливали жалкий остов своего жилища.

В шесть утра какое-то пугало огородное в одежде Грациано Бильи сидело в дальнем углу «Стейшн-бара». В полной прострации, подперев голову рукой. Перед чашкой холодного капучино, который ему совсем не хотелось пить.

Слава богу, хоть нет никого, кто его мог бы взбесить.

Ему надо было подумать. Хотя любую мысль он ощущал как гвоздь в голове.

Прежде всего следовало решить огромную проблему: как быть с соседями и друзьями?

Все в радиусе двадцати километров уже знали, что он собрался жениться.

«Господи, какую же глупость я сделал! Зачем я всем рассказал?»

Вопрос был риторический, не требующий ответа. Типа если бы бобер вдруг задался вопросом: «Зачем я строю плотины?». Если бы грызун мог, он бы ответил: «Не знаю, просто вдруг надо это делать. Такова моя сущность».

Если все узнают, что он уже не женится, его же до 2020 года изводить будут!

«А прикинь, они узнают, что Эрика закрутила с этим пидором…»

Желудок скрутило.

Он же и имя Шлюшки назвал. А вдруг они ее увидят по телевизору. Или в этих чертовых желтых газетенках, которые они читают.

Двое на сцене: Мантовани и его новая муза Эрика Треттель… Это конец.

А что у нас с Сатурнией?

Из всех идиотских идей он выбрал самую идиотскую. Поехать купаться в источники, от которых его с детства воротит. Воняет серная вода отвратительно. Потом волосы, одежда, сиденья в машине насквозь пропитаются запахом тухлых яиц. И холодина там жуткая, когда вылезаешь из горячей воды. И вот это все ради того, чтобы показать этим дикарям тело Шлюшки.

Только ему могла прийти в голову такая идиотская мысль.

Подумав об этом, он ощутил тошноту. Хотя вытошнить ему оставалось только душу.

А мама и ее обет?

— А, черт… гастрит. Как хреново… — заныл Грациано.

Такую придурочную мать еще поискать надо. Более дурацкий обет придумать сложно… Единственный выход — сказать ей правду. Что-то она уже должна была сообразить вчера после его звонка. А потом — пойти к друзьям и сказать: «Извините, ребята, за Сатурнию, мы никуда не едем и я уже не женюсь».

Слишком сложно. Почти невозможно. Наступить на собственное «я». А Грациано не рожден для страданий. Все, что оставалось, — сесть в машину и удрать.

Нет!

Это тоже не дело. Он так не поступит. Билья не дезертирует.

Надо все равно поехать в Сатурнию.

С другой.

Точно. Нужно найти другую. Какую-нибудь стоящую девицу. Типа Марины Делии. Кого?

Можно, например, позвонить той венецианке, Петре Бьяджони. Это женщина. Только он с ней не созванивался уже тысячу лет, и в последний раз не очень-то тепло они расстались. Позвонить ей и сказать: «Слушай, ты не хочешь приехать ко мне за четыреста километров, чтобы мы сходили искупаться в Сатурнию?» Нет.

Надо найти кого-нибудь тут. В округе. Какую-нибудь новенькую. Такую, чтоб приятели только о ней говорили и позабыли напрочь про его женитьбу.

Но кого?

Проблема была в том, что Грациано, как кровосос ненасытный, вытянул все, что могла произвести здешняя скудная почва. Все стоящие (да, честно говоря, и некоторые нестоящие тоже) женщины прошли через руки Грациано. Тем он и был знаменит. Среди местных девчонок считалось, что если ты не спала с Грациано, значит ты уродка, на которую никто не позарится. Бывало даже, что некоторые ему сами предлагали себя, чтобы быть не хуже остальных.

И Грациано относился ко всем великодушно.

Только прошли те славные деньки. Теперь он возвращался в родные пенаты отдохнуть, как римский центурион, уставший в походах в чужую землю, и новых девушек не знал совсем.

Ивана Зампетти?

Не… Эта корова в серный бассейн и не поместится. И потом, тоже мне свежачок. Да сейчас все лучшие уже замужем, а если какая и согласится с ним поехать, так только в мотель в Чивитавеккью, но не на источники в Сатурнию.

Лучше эту затею бросить.

Как ни прискорбно, но единственный выход — трусливый, но иначе никак — сбежать. Сейчас он вернется домой, скажет матери, чтобы она прекращала эти кулинарные 24 часа Ле-Мана [3] 24 часа Ле-Мана — самая знаменитая автомобильная гонка на выносливость, проходящая в окрестностях французского города Ле-Мана. и сняла с себя обет, потом заставит ее поклясться Мадонной из Чивитавеккьи, что она никому не скажет правды, и сообщит ей: «Мама, я не женюсь. Эрика меня бр…» В общем, расскажет ей и уговорит ее прикрыть его какой-нибудь выдуманной историей типа: «Грациано пришлось внезапно поехать в турне по Латинской Америке». А лучше так: «Сегодня утром ему позвонил Пако де Люсия. Уговорил Грациано приехать в Испанию и помочь ему с новым альбомом». Ну, что-нибудь в этом роде. А потом он попросит у нее в долг на билет до Ямайки.

Вот как он поступит.

Залечит свои раны в Порт-Эдварде, покуривая травку и трахая мулаток. Даже мысль о джинсовом магазине показалась ему вдруг безмерной глупостью. Он музыкант, ему нужно всегда об этом помнить. «Я думал, что стану торговцем? Совсем из ума выжил. Я альбатрос, которого несут позитивные потоки, и я контролирую их легким движением крыла. И пошло оно все…»

Теперь ему стало получше. Намного лучше.

Он взял чашку и выпил капучино одним глотком.

Учительнице Палмьери не нравился «Стейшн-бар».

Девушка за стойкой там неприятная и вечно полно всяких мерзких типов. Которые сдергивают с тебя одежду сзади. Обсуждают тебя. Визжат, как грызуны. Она чувствовала себя там неуютно и потому не заходила туда никогда.

Но сегодня утром она решила остановиться у бара по двум причинам.

1) Потому что было еще очень рано, а значит, там не много народу.

2) Потому что она вышла из дома так поспешно, что не успела даже позавтракать. А без завтрака она не могла связно мыслить.

Она закрыла «Y10» и вошла в бар.

Грациано расплачивался, когда увидел ее.

Кто такая?

Мгновение он приглядывался к женщине.

«А, знаю, кто это. Она… Она школьная учительница. Как ее… Паль… Пальмири. Как-то так».

Он ее встречал несколько раз. В супермаркете. Но никогда с ней не заговаривал.