Марк Далет - Орбинавты

Алонсо лихорадочно искал аргументы против этих доводов. И тут он вспомнил обстоятельство, показавшееся ему спасительным. Очевидно, дед просто забыл, что он не может бежать в страны полумесяца, ибо туда придется добираться морем.

Алонсо воздел палец и веско изрек, полагая, что кладет конец спору:

— Я не могу никуда бежать! Ведь я не переношу морской качки!

— Тебе и не надо никуда плыть, — возразил дед. — Даже бежать тебе никуда не надо, тем более «трусливо». Ты ведь можешь просто отправиться пожить у своего дяди Юсефа. Разумеется, не забыв прихватить с собой некий свиток.

— Что?! Ты предлагаешь мне перебраться в Кордову? — Алонсо показалось, что он ослышался.

— А что в этом странного? Мать твоя давно не видела брата — правда, Сеферина? — И, не дожидаясь ответа от невестки, Ибрагим продолжал: — Неужели ты не проводишь ее туда? Дороги сейчас небезопасны. Вряд ли ты захочешь, чтобы твоя мать путешествовала без тебя, пусть даже и в обществе венецианских торговцев.

— То есть я убегу от кастильцев в Кастилию? — Алонсо хотел уточнения, и оно последовало:

— Разве в Кордову не проще добраться, чем в Каир или в Фес? Семья твоей матери исповедует христианство. Кто-то делает это искренне, кто-то — для вида. Ты человек образованный, кастильскую литературу знаешь лучше многих католиков. Ты не смугл, поскольку происходишь не от берберов или арабов. Внешность у тебя вполне кастильская, ведь мы ведем свой род от муваллад. Может быть, для кого-то на севере Европы слово «мавр» означает этакого чернокожего малого с пухлыми губами и курчавыми волосами, но мы-то с тобой вообще ничем не отличаемся от кастильцев. Разве что верой, культурой, привычкой мыть руки перед едой, немного более заунывной музыкой и еще несколькими мелочами. Там ты будешь привлекать куда меньше внимания к себе, чем в только что захваченной столице мавров. Последней столице мавров, — добавил Ибрагим с неожиданной горечью.

Алонсо задумался. Он давно мечтал увидеть католический мир собственными глазами. Читая все, что попадало в поле его зрения в лавке деда, он познакомился со многими рыцарскими романами, поэтическими и философскими произведениями христиан. Только он никогда не думал, что эта мечта сбудется так скоро и при столь неожиданных обстоятельствах.

— Пойми, Али, мы не знаем, что здесь будет происходить, — продолжал увещевать его Ибрагим. — Если католические правители проявят милость к побежденным и резни не будет, ты сможешь вернуться. В противном же случае ты спасешься. И спасешь рукопись.

— Алонсо, дорогой мой, не все христиане инквизиторы, палачи и ненавистники мавров, — мягко сказала Сеферина.

Алонсо невольно вздрогнул. В мусульманской среде не было принято, чтобы женщина наравне с мужчинами участвовала в разговорах, но теперь, похоже, ему придется привыкать ко многому, что не принято в мусульманском обществе.

— Тебе придется жить среди христиан, — поддержал Ибрагим невестку, — поэтому лучше всего, если ты найдешь в них как можно больше достоинств. Не забывая, разумеется, и об опасностях. Отменить инквизицию ты вряд ли сможешь. Но полюбить их музыку, их одежду, их горы и города, которые когда-то были нашими горами и городами, ты вполне способен. Поверь мне, так тебе будет легче там жить.

— Если бы я был орбинавтом, смог бы я изменить мир так, чтобы в нем не было инквизиции? — спросил Алонсо.

Ибрагим на мгновение задумался, затем ответил:

— В зависимости от того, насколько устойчиво ты смог бы удерживать в сознании образ такого мира. Мне кажется, это невозможно. Ведь инквизиция существует уже не одну сотню лет. Представляешь, сколько крупных и мелких событий составят то древо исходов, с которым тебе пришлось бы иметь дело? Одно ясно: если ты станешь орбинавтом, твой мир будет намного приятнее. Но на ближайшее время главная для тебя задача — стать не орбинавтом, а католиком.

— Что?! — Алонсо вскочил на ноги.

— Подай мне посох, чтобы я мог встать с такой же резвостью, — сказал старик с беззлобной насмешкой.

Алонсо снова опустился на пуф.

— Твои шутки иногда просто невозможны, — пробормотал он.

— Но я вовсе не шучу, — возразил Ибрагим. — Тебе надо стать христианином и тебе будет нетрудно это сделать, ибо благодаря своей начитанности, а также хорошему знанию их языка ты очень скоро поймешь те сказки, в которые они верят. И решишь, что они не хуже и не лучше сказок, в которые верим мы.

— «Сказок»? — недоверчиво переспросил Алонсо.

— Сказок в самом лучшем смысле этого слова. Разве ты с самого детства не любишь читать разные истории? Разве каждая такая история — это не отдельный выдуманный мир? То, во что верят люди, исповедующие одно или другое учение, тоже является отдельным выдуманным миром. Если хочешь, коллективным древом исходов, которое легко удерживать в уме, потому что все вокруг напоминает о нем — здания, статуи, тексты, молитвы, колокола, разговоры людей, распорядок дня, обычаи.

Видя, что его слова все же задели внука, Ибрагим добавил:

— Пойми, когда я говорю о чем-то, что оно «выдумано», я вовсе не хочу сказать, что его нет. Ведь если реальность сродни сновидению, то все, что окружает нас, в каком-то смысле выдумано нами. Так же, как содержание сновидения является порождением нашего же рассудка, каким бы странным оно ни показалось нам при пробуждении.

— У меня может и не получиться, — проговорил Алонсо, понимая, что эти слова равносильны согласию с собеседником.

— Что именно может не получиться? Выдать себя за человека, с детства воспитанного в христианстве? Но тебе и не надо выдавать себя за такого человека. Главное — просто не привлекать к себе внимания тех, кто одержим чистотой крови и веры. Я не говорю, что это легко. Но это легче сделать там, среди обычных людей, чем здесь после победы одержимых фанатиков.

Дед отложил в сторону подушечку, на которой до сих пор покоилась его рука.

— Мальчик мой! Поблагодари мать за то, что она с детства зовет тебя христианским именем. Тебе будет легко к нему привыкнуть. Будешь работать в лавке дяди Юсефа, помогать ему торговать коврами и тканями. Не волнуйся, книги никуда не уйдут. Они — твое призвание, а значит, ты когда-нибудь к ним обязательно вернешься. А пока будешь какое-то время помогать кордовским родственникам. Хотя бы из чувства благодарности за то, что они тебя приютят.

Ибрагим потянулся к посоху. Это означало, что он устал и хочет идти спать. Алонсо помог ему встать.

— Привыкай к кастильским именам, — продолжал дед, — даже если они кажутся тебе немыслимыми искажениями. Дядя Юсеф будет для тебя Хосе Гарделем. Возьмешь его фамилию и будешь зваться Алонсо Гарделем. Наш эмир Абу-Абдалла, да продлит Аллах его дни, станет для тебя Боабдилом. Изабелла Кастильская — теперь твоя королева, и для тебя она донья Исабель. Фердинанд Арагонский отныне для тебя — дон Фернандо. Будешь говорить не «муваллад», а « мулади ». Ну и так далее — переводить с языка на язык ты умеешь и без меня.