Марк Далет - Орбинавты

Вот, когда впору было вспомнить о сходстве реальности и сна, но с того памятного дня, когда разразился «Бой королевы», Мануэль гнал все возникавшие у него мысли на эту тему. Он был настолько поражен и напуган собственным вмешательством в судьбу поединка Гарсиласо де Ла Веги с Тарфе, что не решался больше даже думать об этом. Сам же Гарсиласо, если им доводилось случайно встретиться, ни разу не показал, что они знакомы.

В октябре Бальтасар неожиданно заявил Мануэлю, что назавтра наступит «особый день». Командир рыцарского копья непонимающе взглянул на своего солдата и тут же отвел взгляд, устыдившись собственного наигранного недоумения. Разумеется, Бальтасар не поверил, что Мануэль забыл о приглашении посмотреть танец Лолы, когда-то подарившей ему розу.

— Может быть, приоткроешь завесу тайны и объяснишь мне, чем завтрашний день так уж сильно отличается от остальных? — спросил идальго.

Бальтасар задумался, словно взвешивая, следует ли довериться рыцарю. Затем решился:

— Завтра полнолуние. Цыгане часто устраивают в полнолуние праздник, играют свадьбы, поют, танцуют. Обычно при этом собираются несколько групп, чьи стоянки находятся недалеко друг от друга.

— А почему ты делал из этого тайну?

— Не хочу привлекать к своим собратьям повышенного интереса Святой палаты. А что если кому-то придет в голову, что они только для вида приняли католичество, а на самом деле поклоняются луне?

Бальтасар был прав. Тем более, как понимал Мануэль, с верованиями цыган ситуация вообще была малопонятной. Может быть, они действительно сохранили пережитки языческих обрядов и не случайно устраивают праздники именно в полнолуние?

Мануэлю пришел в голову новый вопрос:

— Погоди, Бальтасар, а почему ты считаешь, что мы должны отправиться туда именно завтра? С тех пор как мы встретили цыганок, прошло уже немало месяцев. Раньше тоже были полнолуния, но ты ничего не говорил.

— Прошлые полнолуния, дон Мануэль, совпадали с нашими патрульными выездами. А в этот раз у нас два свободных дня.

Спустя сутки Мануэль и Бальтасар, сев на коней, выехали из Санта-Фе в юго-западном направлении. Верный Пепе возмущался тем, что господин отправляется в путь без него, но Фуэнтес успокоил его, сказав, что они вернутся в тот же день, а в часы их отсутствия Пепе должен присматривать за солдатами.

Дул порывистый ветер, солнце скрылось за облаками. На окрестных холмах лежали хлопья тумана. Бледнеющие в дымке снежные вершины Сьерра-Невады напомнили Мануэлю тот день, когда он впервые их увидел, добираясь в эти края из Кордовы в обществе семейства маркитантов.

Мануэль вспомнил разговор с Алонсо в Кордове. Интересно, рассказывает ли Алонсо о своих размышлениях о природе мира священнику во время исповеди… Ему, вероятно, легче, чем Мануэлю, — ведь Алонсо перешел в христианство недавно и вряд ли сделал это искренне. А молодой рыцарь с детства был воспитан в духе благоговейного почитания христианских таинств. Без искренней исповеди и отпущение грехов не будет подлинным. Можно обмануть священника, но как можно скрыть что-то от Бога?

Эти терзания начались у Мануэля еще до встречи с Алонсо. Мать строго-настрого предупредила его, что об учении «добрых людей», как она называла альбигойцев, на исповеди нельзя даже заикаться. Последствием такой неосторожности или наивности, почти наверняка, будет костер.

— А как же отпущение грехов? Как же причастие? — допытывался Мануэль.

— Откуда мы знаем, что отпущение грехов можно получить лишь в исповедальне? — отвечала Росарио вопросом на вопрос. — От кого мы узнали, что причаститься телу и крови Христа можно лишь с разрешения исповедника? Не от той ли самой церкви, которая уже несколько столетий сжигает людей живьем, нарушая Божественный запрет на убийство? Может ли такая церковь быть истинным посредником между человеком и Всевышним? И нужен ли вообще посредник? Неужели Господь настолько слаб, что не в состоянии обойтись без помощи священников?

С тех пор Мануэль тщательно готовился к каждой исповеди, чтобы случайно не проговориться. Избегать причастия он не мог — это тоже могло вызвать кривотолки. Там, в фамильном имении, — среди слуг, здесь — между другими воинами.

Но Мануэлю очень не хватало той детской веры в непогрешимость церкви, которой он внезапно в одночасье лишился. И порой он завидовал другим людям, выходившим из исповедальни очищенными, возвышенными, прощенными, рожденными заново. По крайней мере, так они чувствовали себя перед евхаристией, не ведая никаких сомнений в том, что вкушаемые ими хлеб и вино действительно становятся плотью и кровью Спасителя.

Неожиданно засияло солнце, но воздух все еще был прохладен, и всадники погнали лошадей, чтобы согреться движением. Далеко впереди что-то на мгновение блеснуло и тут же исчезло за холмами.

— Цыганский костер светит всем, — произнес Бальтасар с той интонацией, которую он обычно приберегал для своих афоризмов.

— Какая, кстати, у цыган вера? — Мануэль удивился, что ему лишь сейчас пришел в голову этот вопрос.

— У цыган Кастилии — католическая.

— Почему же они одеваются и ведут себя совсем не так, как остальные католики? Почему кочуют с места на место?

— Вы правы, дон Мануэль, — согласился Бальтасар вместо того, чтобы ответить. — Цыгану трудно усидеть на месте. Но с тех пор как десять лет назад вышел закон, запрещающий бродяжничество, многие стараются закрепиться где-нибудь, обзавестись домом или затаиться, не привлекая к себе внимания. Когда закон только вышел, власти люто наказывали за его нарушение. Мужчин хватали и казнили, женщин клеймили. Тех, у кого на теле находили два одинаковых клейма, тоже могли казнить. Некоторые женщины носят на теле клейма разных правителей. В последние годы, правда, стало легче. Во многих местах об этом законе, как это часто бывает, просто позабыли.

— А почему такая странная одежда? Почему открытая грудь у женщин? — Мануэлю все же хотелось получить более точный ответ.

— Цыгане пришли в католические страны не очень давно. Бежали из Византии от турок. Наши деды были рождены в греческой вере, но здесь приняли католичество. Одежду цыгане носят такую, как та, что носили византийцы до вторжения турок. Там все так одевались.

Бальтасар умолк с тем характерным выражением лица, по которому Мануэль, уже неплохо знавший характер своего солдата, понял, что тот на какое-то время исчерпал запасы своего красноречия, и теперь задавать ему вопросы бесполезно — все равно ничего конкретного не ответит.

Цыганская стоянка открылась взору как-то очень внезапно и вся сразу, когда путники обогнули очередной холм. Это были разбросанные тут и там без всякого порядка глиняные хижины, палатки и крытые повозки. Очевидно, холм прикрывал лагерь от ветра. Во всяком случае, здесь было теплее, чем по дороге сюда. Входы в жилища были занавешены старыми, выцветшими и даже порой дырявыми тканями. На протянутых повсюду веревках сушилось белье. На открытом пространстве горел большой костер, который постоянно поддерживали двое мужчин.