Маурин Ли - На краю Принцесс-парка

Процессия прошла мимо двух домов, разрушенных совсем недавно. Конни вытянула из своего букета розу и бросила ее на груды битого кирпича. Другую розу она отдала старой женщине, стоявшей рядом с руинами и улыбавшейся ей сквозь слезы.

– Благослови тебя Бог, милая, – проговорила старушка.

Третья роза досталась юному солдату, четвертая – женщине с двумя грудными детьми в коляске. К тому времени, как они подошли к церкви, от букета Конни остался только один цветок.

Руби решила, что никогда еще в доме миссис Харт не было так весело. Гости хохотали над каждым пустяком, а иногда даже совсем без повода. Казалось, в этот чудесный июльский день все забыли о своих проблемах и решили получить максимум удовольствия. Люди танцевали и смеялись, смеялись и танцевали… Когда свидетель со стороны жениха, приятель Чарльза, произносил тост, в котором не было абсолютно ничего смешного, все буквально надрывали животы от хохота.

– Леди и джентльмены! – начал он, и комната сразу наполнилась хихиканьем.

Дети уже не сдерживали своего возбуждения, и их пронзительные голоса перекрикивали музыку. Малыши носились из комнаты в комнату подобно сгусткам энергии, и все встречные считали своим долгом сказать им что-нибудь ободряющее. Руби даже начала опасаться, что такое отношение может навсегда испортить детей.

Консервированное мясо, хлеб и соленья исчезли очень быстро, а слишком сухой торт пошел «на ура» – к радости седовласой матери Чарльза, одетой в элегантное платье из голубой парчи: женщина все опасалась, что гостям может не понравиться ее творение.

– Сливы просто объеденье, – сказала миссис Виннер Руби. – Вы сами их консервировали?

– Нет, это было нечто вроде подарка – как и почти все, что вы видели на этом столе.

– Миссис О'Хэган, вы чудесная хозяйка. Жаль, что здесь нет брата и сестры Чарльза – Грэм сейчас в Египте, а у Сюзи в любой момент могут начаться роды. Это самая лучшая свадьба, на которой мне доводилось бывать. Я обязательно расскажу всем, какой восхитительный прием был устроен на свадьбе Чарльза. Я вам очень благодарна, и не только за организацию праздничного приема. Чарльз говорит, что весь этот дом держится только на вас, что вы неизменно веселы и что вы просто замечательно о них всех заботитесь. – Расчувствовавшись, женщина обняла Руби. – Вы еще очень молоды, но уже так много умеете делать!

– О, спасибо, – ответила Руби, которая никогда еще не смотрела на свою роль под таким углом. Осознавать, что тебя так высоко ценят, оказалось весьма приятно.

– Наверное, ваш муж в армии?

– Был. Он погиб во время эвакуации из Дюнкерка.

Лицо миссис Виннер стало бледным:

– Бедная моя девочка! Мне так жаль… Чарльз никогда не упоминал об этом.

И тут произошло – причем далеко не впервые – нечто странное: при упоминании о Джейкобе глаза Руби наполнились слезами.

– Я уже почти привыкла жить одна, – хрипловатым голосом произнесла она.

Некоторое время спустя кто-то поставил на граммофон старую пластинку Руди Вэлли, и, когда зазвучала песня «Ночь и день», Руби вновь вспомнила о Джейкобе. В тот вечер он впервые пришел в Брэмблиз, и она танцевала с ним. В то время Джейкоб был таким невинным, таким милым… А потом он ударил Билла Пикеринга, чтобы защитить ее, – ведь он так ее любил! Руби подумала, что для нее на берегу моря под Дюнкерком погиб именно этот Джейкоб, а не тот забитый, жалкий парень, с которым она прожила два года. Тот, настоящий Джейкоб, еще не искалеченный страхом и необходимостью жить в чуждом ему окружении, стоил того, чтобы его оплакивать.

В шесть часов новобрачные уехали в двухдневное свадебное путешествие в Нью-Брайтон. На самом деле это путешествие представляло собой пересечение реки Мерси на пароме, но это было лучше, чем ехать куда-то далеко и тратить драгоценные выходные на ожидание поездов, которые могли и не прийти.

Атмосфера в доме стала более спокойной. Воздух немного остыл, и гости вышли в сад и стали наблюдать, как по неухоженной траве, усыпанной яркими точками маргариток и одуванчиков, крадутся вечерние тени. Все надеялись, что налета не будет. Впрочем, после того как в мае город целую неделю подвергался непрерывным бомбардировкам и казалось, что он будет стерт с лица земли, Гитлер, похоже, сдался. С тех пор количество налетов можно было сосчитать на пальцах одной руки.

Руби и Марта Квинлан сидели на ступеньке заднего крыльца. Внезапно Марта вскочила на ноги.

– Джим! Это Джим! – воскликнула она.

– Привет, мама. Отец сказал, что ты здесь.

Его голос стал каким-то невыразительным, а глаза утратили свой обычный блеск. Куда-то пропал неизменный загар, кроме того, Джим сильно похудел. Громко выражая свою обеспокоенность видом сына, Марта стала гладить и ощупывать его, как будто хотела убедиться, что он из плоти и крови.

– Я и не думала, что ты приедешь, сынок. Я так рада, что в любую секунду могу заплакать.

Джим криво улыбнулся:

– Мама, ты сама себе противоречишь. Меня переводят на другой корабль, вот почему я здесь. Мне просто захотелось хоть на мгновение почувствовать, что такое обычная жизнь. Когда ты на корабле, об этом так просто забыть. Привет, Руби, отлично выглядишь.

– Привет, Джим, как ты? – ответила Руби, также озабоченная его изможденным видом. Но одновременно ее сердце радостно колотилось. С тех пор как она видела Джима в последний раз, прошел почти год, но она вспоминала о нем чуть ли не каждый день. «Интересно, он вспоминал обо мне так же часто, как я о нем? – подумала она. – Или не вспоминал вообще?»

– Да все нормально, – пожал плечами Джим. – Прими мои соболезнования по поводу гибели мужа.

Марта вмешалась, не дав Руби возможности ответить:

– Она держится просто великолепно, и Бет тоже. Вдов и сирот все больше и больше. Во что превратился этот мир?! – воскликнула Марта и заплакала.

Миссис Уоллес, бабушка Конни, – единственная ее родственница, которая смогла приехать на свадьбу, – попросила внимания и заявила, что уходит и хотела бы напоследок еще раз поблагодарить Руби за чудесно организованный прием. Вскоре начали расходиться друзья Чарльза. Проводив их, Руби вернулась в сад и увидела, что Джим Квинлан о чем-то увлеченно беседует с Бет. Она уже собиралась присоединиться к ним, но вдруг обратила внимание на выражение их лиц и остановилась на полпути, ощутив болезненный укол ревности. «Интересно, о чем они говорят? И когда они успели так подружиться?» – подумала Руби.

До этого момента Руби хотелось, чтобы этот день никогда не заканчивался, теперь же она желала, чтобы он как можно быстрее ушел в прошлое. Разговаривая с дочерьми, она с трудом сдерживала свое раздражение – от возбуждения они забыли обо всем на свете и теперь катались по траве прямо в нарядных платьях. Тигр сидел на кухне и доедал белорыбицу из открытой консервной банки, а свидетель со стороны жениха изрядно опьянел от пива – и теперь все это действовало Руби на нервы.