Эльмира Нетесова - Судьбы в капкане

Утром, чуть свет, они простились с Розой. Девушка вызвала такси и, обняв Катю напоследок, сказала:

— Я вчера весь ваш разговор с Артуром слышала. Порадовалась, как за Марину вступились, хвалили, защитили человека. Не знаю ее, но, видно, она того стоит. Может, и меня когда-нибудь добрым словом здесь вспомните.

— Я никого не позорю, кто жил у меня. Плохие они или хорошие, то дело прошлое. Я всем желаю здоровья, счастья и добра. Никому вслед не плевала. И обо мне никто не говорил плохого слова. Все мы женщины в жизни ошибаемся. Но я «ни чье белье не стираю», никого не сужу. Пусть каждая из вас радуется жизни и дышит в ней светло и счастливо. Ступай с Богом! — перекрестила девчонку и плотно закрыла за нею дверь, пообещав сама себе уже не в первый раз никого чужого не пускать в дом.

День только начинался, Катя хотела сама сходить в магазин за хлебом, но увидела Захария, позвала его, попросила взять ей хлеба, булок к чаю. Человек не взял денег, а через пяток минут уже сидел на кухне за столом.

— Слышь, Кать, весь город зудит, что нонче ночью крутых менты повязали. Всех до единого в «обезьянник» запихали.

— Для всех их камеры не хватит.

— Мне даже участковый хвалился, что тоже бандитов ловил вместе с операми.

— Брешет шельма! Кишка у него тонка для таких подвигов, — не поверила Катя.

— А кто его знает, только брехать ему зачем? — отхлебнул чай и рассказал:

— Ночь нынче выдалась глухая, невпрогляд. Ну, я не спал. В такую темь чего хочешь жди, всякая беда в ночи прячется. И вдруг слышу выстрелы. Я магазин раза три вкруг обскакал с перепугу. Чего-то страшно сделалось. А тут еще псы мои завыли, как алкаши в бухарнике. Ну, цыкнул на их. Стал слушать. Выстрелы все ближе бегут. И все к магазину.

— Да что там брать, Захарий! Теперь за колбасой и водкой никто не полезет. Уж если грабят, то всерьез. По мелочам башками не рискуют. Не то время. Так только инкассаторов тормозят и магазины солидные трясут! Это я по радио слышала!

— Что мне ваше дворовое и заугольное радио. Я свой магазин стерегу. А как глянул на улицу, по ей бегут двое. Мужуки, слышь ты? Один такой сивый, корявый весь. Потом обливается. Другой вовсе тощий как обглоданная кость, сам длинный, черный, ровно ворон. Скачут и взад озираются. Тут я на их пути встрелся, да как рявкнул: — «Ложись!». Эдак грозно получилось. Сам подивился.

— Неужель послушались? — рассмеялась Катя.

— Еще как! Мордами в асфальт ковырнулись, даже бзднуть боятся вслух. Я на их свою берданку навел и держу, боюсь моргнуть, чтоб не упустить. А кто они, чего бежали, к кому и от кого, понятия не имел. Хочь бы ментам позвонить, доложиться, спросить, что с этими двумя делать? Но как их оставить, ведь утекут…

— Придурки, не знали как тебя уговорить. Достали бы «пузырь», предложили б вместе осушить. На том закончили б базар.

— Я с бандитами не выпиваю!

— Крутые попались? — ахнула Катя.

— Ворюги наипервейшие! Знаешь, чего они мне наобещали, покуда об асфальт сопли вытирали, — покраснел Захарий размышляя, стоит ли доверять Кате мужской секрет и все-таки решился:

— Велели ружье бросить, не то грозили яйцы мне выкрутить гольными руками. А еще в жопу соли натолкать и сделать из нее пушку. Потом грозили хрен на свисток обрезать, а самого за ноги на столб вздернуть без портков и на спине написать, что я педарас! Вот тут они меня достали за самое что ни на есть живое.

— И что ты им отмочил? Обоссал обоих?

— Тоже мне высказалась! Кто ж такую непотребность серед улицы отмочит? Я же вовсе тверезый был, потому что на работе. Вот и выстрелил!

— Из чего? — сжалась Катя.

— Понятное дело, что с ружья! Оно на тот миг, аккурат заряженное оказалось. Я и пальнул с ево.

— Прямо в мужиков? — перехватило дух у бабы.

— На што так круто? Я вверх пальнул, сигнал дал погоне, чтоб на выстрел поспешили, на поимку. У меня всего один патрон был. Если б бандюги знали, шуткуя сбежали б. И меня могли прикончить заодно. Но менты услыхали и ко мне кинулись всей оравой. Этих двоих в машину всадили сапогами. Там у них уже косой десяток козлов сидел. Закрыли они свою карету и ко мне подошли. Благодарствовали всей ментовкой, руку вконец раздавили пожатьями. А ихний начальник, наш самый главный легавый, обещался мне премию выдать и в приказе отметить мое мужество и гражданскую сознательность. Но зачем мне его приказ, что я с ним делать стану, лучше б про премию не запамятовал.

— А кто ж они были кого ты задержал? — поинтересовалась Катя.

— С тюрьмы сбежали. Уголовники. Все как один рецидивисты. Убивцы! Они похлеще крутых. Говорили менты, будто те словленные, не по локоть, по горло в крови.

— А говорил, что крутых поймали.

— Всех словили. Накрыли разом, целую кучу. И зэков, и крутых. Теперь им всем крышка. Весь город на ушах стоял, по радио про беглецов сказали, я не слышал. Зато припутать помог, даже в герои выбился с перепугу.

— А от меня нынче последняя квартирантка уехала. Насовсем. Одна жить буду. Хоть ты почаще приходи. Не то вовсе разучусь по-человечьи разговаривать.

— Кать! Ты чего базаришь? Какой раз клянешься, что завязала с квартирантками, а через неделю опять берешь блядей. Они к тебе как мухи на говно летят.

— Не бреши! Нормальные девки у меня жили. Ну что поделаю с собой, всех я жалею. Придут, расплачутся и снова уговорят. Душа моя мягкая, а сердце доброе.

— Это ты про себя? Не иначе как бухнула. Разве у тебя душа мягкая? Катька! Да при чем тут твоя душа вместе с серицей? Тебя жадность одолела вконец. За копейку удавишься. Свой сын с дома сбежал, потому что не захотел дышать рядом с шалавами. Наверно в чужом углу, а ты опять притон сколотишь. Зато от них «бабки». А свой сын…

— Чего зашелся? Мой сын у своего отца. Нашел себе сушеное чмо и кувыркается с нею у Хасана. Отца в четыре руки доют. Я им не дала разгуляться. А что деньги не дала транжирить, так и мне они легко не даются. Пускай приучаются жить на свои…

— Не станут дети жить по-нашему. Теперешние, не свычные урезать себя ни в чем. Им дай все и враз. Оне хочь твои, иль мои, одинаковые. Как ни собирай копейки, оне в ихних руках не держатся. И ты на своих не скворчи. Ить все в конце концов им достанется. С собой в гроб не заберешь. Потому говорю, сколь ни старайся, за зря мучаешься. Та ж невестка все сгребет. А тебе от твоих квартиранток единая морока. Давай сбирайся ко мне! Станем вдвух куковать. Свою фатеру отдай детям. Нехай сами тут бесятся. А дом Аслану отойдет. Ему тоже свой угол нужон.

— Он уже в селе прикипелся. Вот кто жадным стал. Прикатил в город, как Хасан бренчал, даже куска мяса не привез. И это сын! Уже третью зиму отару держит, а ни мне, ни отцу ни копейки не дал. Хотя шерсть продавал удачно, сам хвалился. Сыр сдает бочками. Мяса хоть задавись. Но не про нашу честь. Все на счет тащит, до копейки. Никому не раскололся сколько накопил.