Юрий Поляков - Конец фильма, или Гипсовый трубач

Секретные переговоры вел Федя, которому Копернаумов полностью доверял. Разрешение было подписано буквально за неделю до крушения Советской власти, и сразу начались неприятности: министра сняли за то, что он послал победившему Ельцину слишком короткую поздравительную телеграмму. На его место назначили младшего научного сотрудника Модянова, лишенного в свое время партбилета за попытку из загранкомандировки привезти в страну чемодан порнографических журналов. Но в дни торжества демократии этот поступок воспринимался как смелый вызов совковому ханжеству. Получив в безраздельное распоряжение полиграфические мощности министерства, он отдался своей тайной страсти — изданию массовым тиражом романов маркиза де Сада с красочными иллюстрациями.

«Вся земля — наш Сад!» — любил повторять Модянов.

Академик же Копернаумов, оказалось, с детства боялся государственного антисемитизма и был уверен, что коммунисты назначили его главой института специально, чтобы замаскировать свое тайное юдофобство. Он объявил себя жертвой режима, продал пятикомнатную квартиру на Садовой Триумфальной, гектарную дачу в Кратово и уехал преподавать генетику в средней школе городка Нью-Кентервиль, штат Мичиган. А все бумаги о садовом товариществе «Советский генетик», про которые, кроме отъехавшего академика, никто толком не знал, остались у Лапузина, и он решил, воспользовавшись случаем, разбогатеть. Выгоднее всего было продать не землю, а строения. По прикидкам выходило пятьдесят коттеджей с участками каждый по двадцать соток. Один хороший человек, личный друг Высоцкого, организовывавший в Институте прикладной генетики концерты бардов, вывел Федю на начальника Военспецстроя генерала Мостолыгина…

— Этот человек — Вова-из-Коврова? — тихо уточнил Кокотов.

— Да-а! — удивленно кивнула Наталья Павловна. — Откуда вы знаете?

— Хе… — произнес писодей с улыбкой скромника, не чуждого тайн мирозданья.

— Теперь я понимаю, как вам удалось выйти на Скурятина. Вот каков мой рыцарь! — и она послала ему воздушный поцелуй.

…Мостолыгин увлекся проектом и был готов включить всю мощь Военспецстроя, созданного некогда для созидания ракетных шахт, бункеров, подземных заводов и других чудес холодной войны. Но теперь, когда Россия разоружилась и по каждому поводу бегала советоваться в Америку…

— По подземному переходу… — уточнил Кокотов.

— По какому такому переходу?

— Когда-нибудь покажу, — загадочно улыбнулся автор дилогии «Отдаться и умереть».

— Какой вы таинственный! — прерывисто вздохнула Обоярова и продолжила.

…Застоявшиеся военные строители обещали в ударные сроки возвести поселок «Советский генетик», который Федя переименовал в «Вавилон-2» — на всякий случай, для конспирации, а также в память о замученном академике Вавилове. Кроме того, Мостолыгин планировал под каждым коттеджем в качестве бонуса устроить бетонное убежище, выдерживающее прямое попадание небольшой атомной бомбы, а также проложить километровый тоннель к Можайскому шоссе — для удобства сообщения. За все это генерал хотел 50 процентов — 25 коттеджей с участками. Ударили по рукам. Но тут выяснилось, что требуется согласие местной администрации. После перестрелки одинцовских и видновских братков на Переделкинском кладбище, возле резиденции патриарха, закончившейся со счетом 4:7 в пользу одинцовских, местную исполнительную власть возглавил вор в законе Покатый. За свою разрешающую подпись он тоже потребовал 50 процентов — 25 коттеджей с участками.

Лапузин, сообразив, что ему самому остается, как говорится, бульон от вареных яиц, решил найти партнеров подешевле. Однако заинтересованные стороны уже привязались к местности: братки захватили старое здание опытной станции, а военные воздвигли бетонный дзот с крупнокалиберным пулеметом и для убедительности постреливали в бродячих собак, которые набегали подкормиться остатками бандитских пиров, сопровождавшихся дикими криками и поножовщиной. Милиция, приезжая на выстрелы и шум, драла деньги почему-то не с военных и тем более не с одинцовских, а с несчастного Феди. Он спустил почти все, что получил за институтский флигель, сданный под штаб-квартиру фанатов доктора Хаббарда…

— Тогда-то Федя и перестал водить меня в рестораны! — вздохнула бывшая пионерка.

— И часто он водил вас в рестораны? — вскользь спросил автор «Любви на бильярде».

— Нет, не очень, — пожала плечами она. — Так, пообедать или поужинать. А что?

— Ничего. Я знаю на Пресне одно отличное местечко, — интимно сообщил он, имея в виду, конечно, «Царский поезд». — Рассказывайте, рассказывайте!

…Сначала Лапузин хотел попросить помощи у друга детства, командира танковой дивизии. Они вместе поступали в военное училище, но Федя не прошел по зрению. Танкист был не прочь за 30 процентов очистить опытное поле от Военспецстроя, но его соединение не получало горюче-смазочных материалов и боеприпасов с августа 1991-го, а резервные снаряды они продали в Чечню, чтобы достойно отметить новый, 1993 год. Тогда Лапузин через Вову-из-Коврова вышел на можайских и предложил им за 40 процентов выбить Покатого из опытной станции. Братки примчались, огляделись, задумались, перетерли ситуацию с одинцовскими и отказались, предупредив, однако, что за вызов на объект и консалтинг им теперь должны коттедж с участком. И поставили на счетчик.

— Ко мне он, собственно, заехал проститься! — объяснила Обоярова.

…Сообразив, что продав квартиру, дачу, «Ниссан» с правым рулем, библиотеку и остальное, он не сможет рассчитаться с можайскими, Лапузин переписал имущество на бывшую жену, которая оставалась ему верна, как верен партии ее исключенный член. После этого Федя решил в последний раз поговорить с Мостолыгиным и Покатым, а в случае неудачи скрыться за границей, прихватив кассу взаимопомощи Института прикладной генетики. Оставалась слабая надежда: если бы генерал и вор сбросили хотя бы по пять процентов, можно было рассчитаться с можайскими, а на оставшееся купить три торговые палатки возле метро. Дело верное — розница нам поможет!

Покатый согласился на встречу.

— Тебе забили стрелку! — Я даже захлопала в ладоши.

— Вы были уже на «ты»? — загрустил Кокотов.

— Что? Ах, вот вы о чем? Не волнуйтесь, мой ревнивец, к тому времени мы только целовались. Моя мама всегда говорила: поцелуй, и не сразу — это максимум того, что порядочная женщина может дать мужчине до брака. Если же она не собирается замуж, можно давать всё и сразу.

— Понятно… — кивнул автор «Кентавра желаний».

— И что ты хочешь предложить Покатому взамен? — спросила я.

— Не знаю… Может, написать ему диссертацию?