Хелен Браун - Клео. Как одна кошка спасла целую семью

Я чувствовала себя актером, надевшим чужой костюм. Внешне мы казались теми же людьми, что и месяц назад или раньше. Ездили на той же машине, ходили в тот же супермаркет. А чувство было такое, будто все мои внутренние органы переставили, поменяли местами и расцарапали. Возможно, это шок. Я утратила уверенность в том, что быть живой — это благо. По малейшему поводу взрывалась гневом и ненавистью. Я злилась на тех, кто лежал рядом с Сэмом. Не имели они права жить так долго.

Хотя учебный год уже начался, мы решили еще недели две подержать Роба дома. Он практически не упоминал Сэма, но продолжал каждый день надевать его часы с Суперменом. Может, думал, что запястье с часами становится ниточкой, связывающей его с братом. Робу больше, чем любому другому мальчишке, требовался сейчас супергерой. Если бы только Супермен мог появиться в окне его спальни с хохочущим Сэмом на руках!

Я задумалась — в чем природа тяготения к супергероям? Похоже, дело тут не столько в совершаемых ими подвигах, сколько в их другой жизни, где они выглядят малопривлекательными типами, аутсайдерами. Большинству мальчишек близок Кларк Кент, странный парень, которого не любят девушки. В каждом мальчишке живет герой, как в Кларке Кенте. А единственная надежда в том, что он точно знает: настоящий живой Супермен непременно появится — вот такая цель, правда, впоследствии она заставляет многих молодых людей горько разочароваться. Они становятся старше, поиск Супермена продолжается. Спортивные герои, рок-звезды, миллионеры. Но реальный герой намного дальше. Он скрывается внутри.

Слишком упрямая, чтобы признаться себе в этом, я начала принимать помощь от Клео. Она, казалось, понимала, когда мне совсем плохо, когда бы это ни случилось, ночью или днем. В дверную щель просовывалась лапка, она прыгала на кровать или садилась рядом, ничего не требуя. Спокойно мурлыкала и просто ждала, пока я не вынырну со дна на поверхность.

Даже ее разрушительные выходки, казалось, были небесцельными. Благодаря им, я волей-неволей постоянно была чем-то занята. В минуты, когда я орала на нее из-за сорванных занавесок или опрокинутых фотографий в рамках, меня не грызла тоска по Сэму. Возмутительная, проказливая, невероятно нежная натура Клео во всем проявлялась по максимуму. Жизнь в ней била ключом, она переполняла ее — от усов до кончика хвоста. В ней было куда больше от Сэма, чем у могилы под пустынным небом на холмах Макера.

Но Стиву, похоже, все это виделось в другом свете. Конечно, я объяснила ему, как Сэм выбрал Клео, и все-таки мне казалось, что у него котенок ассоциируется с нашей прошлой жизнью, а не с тем нереальным существованием, которое мы кое-как пытались влачить сейчас. Завести животное, не посоветовавшись с ним? Это решение вряд ли способствовало сохранению мира в семье. К тому же в семье Стива испокон веку привечали только собак.

Под внимательным взглядом Клео Стив распаковывал свою сумку. Вид у кошки был такой, будто она мысленно составляет опись его одежды и прочего движимого имущества. Он искоса поглядывал на нее. Я точно знала, какое слово сейчас у него на уме. Бардак.

Мы с мужем смотрели по-разному на многие вещи, и одним из различий было отношение к бардаку. Меня никогда не раздражал и сейчас не раздражает определенный уровень беспорядка. Наоборот, даже интересно вдруг наткнуться на старые бумаги или одежду, о существовании которой давно забыл. Это может натолкнуть на неожиданные и свежие творческие идеи. По крайней мере, именно так я успокаиваю себя, если не нахожу времени привести дом в порядок, а я его не нахожу почти никогда.

Стив, напротив, такой аккуратист, как будто принадлежит к особой философской школе педантов. Став его невестой, я, практически подросток, билась, пытаясь удовлетворить эту его потребность в безукоризненном порядке. Накануне его возвращения с моря я носилась по комнатам, стирая пыль с плинтусов, поправляя перекосившиеся шторы и расправляя кисточки на ковре в строго параллельные линии. Я оказалась плохой ученицей. Потребовались годы, чтобы я поняла: Стиву совершенно не важно, что я довела обстановку в доме до совершенства, как казалось мне. Игнорируя мои старания, он всякий раз, будто робот, проделывал одно и то же: сначала пылесосил, потом протирал спинки стульев, даже если за полчаса до того я навела на них глянец, и только потом распаковывал свой рюкзак. Сегодня о пылесосе не могло быть и речи, учитывая горы намокшего барахла на полу. Стиву пришлось довольствоваться тем, чтобы собрать с пола носки и обрывки пакетов.

В момент, когда я начала расписывать Стиву, как Роб обожает котенка, Клео нырнула в его сумку и выпрыгнула оттуда с черным носком в зубах. Отскочив, она подбросила добычу над головой и высоко подпрыгнула. Изящно поймав носок передними лапами, она, не выпуская его, сломя голову понеслась прочь. Задняя черная лапка при этом наступила на носок, заставив котенка затормозить так резко, что он перекувыркнулся в воздухе и приземлился на спину. Я обмерла. Бедняга, она наверняка сломала себе хребет. Немедленно к ветеринару. Вот-вот начнется агония. Я этого не переживу. Клео, как ни в чем не бывало, вскочила на ноги и понеслась вскачь, не забыв прихватить носок.

Стив, на которого спектакль не произвел никакого впечатления, поплелся из комнаты за своим носком. Обычно нам со Стивом требовалось дня два, чтобы привыкнуть к друг к другу после его возвращений. Его раздражало, что я не хочу аккуратно складывать белье, а меня бесило, что он проверяет за мной, хорошо ли я помыла кастрюли и не осталась ли их обратная сторона липкой от жира. С учетом добавочного раздражающего фактора в виде нежеланного котенка гармония в нашем доме была под большим вопросом.

Я где-то читала, что после смерти ребенка распадаются семьдесят пять процентов браков. Но не хотела в это верить. Одно из моих отличительных качеств — то, что я вечно бросаю вызов статистике. Но я начинала все лучше понимать, почему так часто распадаются брачные узы.

Стив страдал ничуть не меньше моего, но у него все было иначе, он держал свою боль в себе. Моя скорбь прорывалась в диких эмоциональных срывах, я рыдала, вопила, обвиняла, нуждалась в поддержке. Горе Стива было сдержанным, тихим. Если он и произносил какие-то слова, то только тщательно выверенные и продуманные, будто несколько капелек воды на апельсине на старинном натюрморте голландского мастера.

Стив справился с тем, чего ждали от мужчины: опознать тело в морге, беседовать с полицейскими, а завтра еще и явиться в суд в связи с расследованием, — однако все, что бушевало у него внутри, было скрыто, как за крепостной стеной. Отчасти в этом была виновата я. Тогда, через несколько дней после аварии, ни в коем случае нельзя было говорить, чтобы он перестал плакать. Все это время взгляд Стива блуждал где-то, задерживаясь то на занавеске, то на ковре, на фикусе. Он ни разу не посмотрел мне в глаза. Когда он спросил, пойду ли я с ним в суд, я отказалась. Мне было даже подумать страшно о том, чтобы вновь пережить все это в присутствии чужих людей. Будь я хорошей женой, смогла бы найти в себе мужество согласиться. Нам обоим сейчас нужна была помощь, мы нуждались в ней как никогда, но ни у одного из нас не хватало сил поддержать и утешить другого.