Александр Потёмкин - Кабала

— Приветствую вас, уважаемый! — повторил обитатель дома.

— Что? — удивленно озираясь, промолвил Григорий Семенович.

— Рад вас видеть! — Петр Петрович тут же обратил внимание, что чайная ложка лежит в миске с кукнаром. Он смекнул, что гость откушал порцию, а значит, он коллега по общему увлечению. Это обстоятельство было расценено положительно, и москвич добродушно добавил: — Может, чайку заварим? Хорошее дело чаем баловаться. Особенно, после этого самого главного… Или заварить кукнар? Усилить яркость мировосприятия? Добавить жару? Сам Бог это настоятельно рекомендовал. А я вас вспомнил. В день приезда мы мельком повстречались на вокзальной площади. Вы первый, с кем я заговорил в Кане. Я что-то спросил… Ах да: «Где тут у вас такси?»

Смысла таких понятий, как «кукнар» или «добавить жару», Григорий Семенович не знал. Он решил действовать осторожно. «Считайте, я явился, чтобы ответить на этот ваш вопрос. С опозданием? Согласен! Но довольно часто я называю себя тугодумом. Таксомоторов в городе много. Поднимаете руку, и любая машина останавливается. Каждому хочется заработать! Не так много рабочих мест! …Откуда во мне такая говорливость, — недоумевал он. — Нет, тут явно присутствует какое-то колдовство. Да и черт с ним, пока мне преотлично, я даже не узнаю себя, и эти изменения совсем не раздражают».

— Рад знакомству. Меня зовут Петр Парфенчиков.

— Я местный житель Григорий Помешкин.

— Вы знали покойницу?

— Конечно! Тут ее все знали. Она вам не родственница? — Помешкин торопился задавать вопросы, чтобы не услышать логичное: «А как вы здесь оказались?»

— Нет. Купил этот дом у ее наследников.

— Да, припоминаю, был у нее где-то сын. Жил то ли в Пскове, то ли в Смоленске. Вы случаем не оттуда родом?

— Я москвич. И с продавцами познакомился в столице. Был ли среди них сын? Меня это не интересовало. Впрочем, такие незначительные вещи моментально забываются. Так я ставлю кипятить. На кухне и пара пряников найдется, сахарок есть, чернослив. Все это тоже кстати. Он быстрее откроется. Присоединитесь?

— Охотно. Можно вопрос? Меня интересует смысл обмена столицы на наш затюканный Кан. Я-то сам отсюда никуда не уехал бы. Но коренному москвичу… Непонятно! Впрочем, я понимаю, что вопрос мой неделикатный. У вас может быть тысяча причин, о которых с первым встречным говорить не захочется. Если так обстоит дело, простите.

— Нет-нет, все просто! Стала невмоготу лицемерная Москва. Все думают лишь об одном: деньги! Даже не о них, а о больших деньгах. Видимо, и это не совсем верно: о колоссальных состояниях. Десятки, сотни миллионов долларов уже мало кого интересуют. Хотят иметь миллиарды, десятки миллиардов — вот идолы моего круга. А эта ядовитая зараза кардинально меняет психологию масс. Нация становится моноцелевой. Все, что непосредственно не связано с материальным богатством, обесценивается, как при гиперинфляции, и более того — как при полнейшем банкротстве. Не надо быть большим ученым, чтобы понять: копеечные цены на духовные продукты приводят к этнической деградации. Вот в двух словах объяснение того, что побудило меня оставить столицу и искать уединения, прошу прощения, в глухой провинции. Тут можно чувствовать себя действительно самим собою. А если рядом он , да еще отличного качества, то и ощущать себя на седьмом небе. А вот он уже и вскипел. У меня чашек нет, только банки. Не против? — Не дожидаясь ответа, господин Парфенчиков стал разливать кукнар. — Это вам! — Он протянул банку из-под майонеза.

Вареный кукнар — жидкость, по цвету похожая на чайную заварку. Если чай невысокого качества, тот, которым повсеместно торгуют в российской глубинке, то и аромат чая и молотого мака почти идентичный. Не мудрено, что Григорий Семенович слово «кукнар» мог по незнанию понять как название одного из сортов чая. А господин Парфенчиков абсолютно уверенный, что его гость попробовал это самое и знает, о чем идет речь, без особого разъяснения предложил ему заветное угощение.

Новые знакомые стали пить маленькими глотками. Петр Петрович ждал хвалебного отзыва. Заварка была крепкая, для бывалых любителей этого самого главного . После нескольких глотков, не выдержав, Парфенчиков поинтересовался:

— Как вам напиточек?

— Горьковат…

— Еще бы, он настоян на пятнадцати столовых ложках, — с легкой гордостью сообщил Петр Петрович. — А вы с сахарком вприкуску. У нас в Москве так принято. А у вас?

— Варенье подают и сахаром балуются…

— Везде одинаково. Возьмите пряник. Быстро чудодейственную силу почувствуете.

В майонезную банку старого образца вмещается не больше ста тридцати граммов жидкости. В ней растворились две с половиной столовых ложки кукнара. Для первого раза доза была чрезмерной. Не подозревая, с кем имеет дело, Петр Петрович решил украсить знакомство заваркой мелко помолотого пенджабского мака, что помогло бы войти в состояние царского кайфа. Молодой человек отсыпал из заветного мешочка на блюдечко две дозы, а, возвращаясь, с порога кухни заметил, что с гостем творится неладное. У Помешкина были закрыты глаза, он почти не дышал.

— Как вы себя чувствуете? — осторожно спросил хозяин.

— Э-э-э-э… А-а-а-а… — нечленораздельно мычал Григорий Семенович.

Петр Петрович встревожился, взял его руку и стал считать пульс. Сто сорок пять ударов в минуту! Парфенчиков понимал, что гость находится в первой стадии тяжелого опьянения. Когда магия мака полностью проявится, пульс еще более участится и может произойти разрыв сердца. Он был в недоумении, даже в ужасе. Как опытный приверженец этого самого москвич всегда имел с собой “Атехексал”, — препарат, снижающий сердечный ритм, и валокордин, в состав которого входит барбитурат, снимающий возбуждение. Парфенчиков опять бросился к своему мешочку, достал таблетки, разломал одну пополам, боясь, что быстрое замедление пульса может резко снизить давление. Тогда произойдет непоправимое. Он схватил стакан воды. Но Помешкин был в бессознательном состоянии и не мог глотать. Тогда Парфенчиков стал действовать по-другому. Вначале он почти силой вложил в рот Григория Семеновича полтаблетки. Потом ложкой стал вливать ему в рот воду, боясь, что тот захлебнется. Наконец вода смыла таблетку в желудок. «Слава богу, — обрадовался молодой человек. — Теперь надо положить его на живот, а голову опустить вниз. Иначе он подавится языком». Петр Петрович отодвинул от стенки кровать, с трудом подтащил к ней Григория и уложил его. Под плечи подставил два табурета, чтобы тот не сполз, и вернулся на кухню допить кукнар.

«Или он не понимал, что пьет, или новичок и мои дозы ему смертельны. Да, а как он оказался у меня в доме? Хотел со мной познакомиться или осмотреть без хозяина избу? Надо взглянуть, на месте ли чемодан. Как я его не заметил, когда отодвигал кровать? Может, его уже сперли? Жаль… А то купил бы себе еще десять гектаров. Свои запасы этого пополнил бы и смог бы по-царски угостить любого гостя. Все в порядке, чемодан здесь, но, кажется, его открывали. Крышка сидит неплотно. Однако ничего не тронуто. Пульс у него уже не такой учащенный. Минут через десять почти нормализуется… Я знал, что он остановится на восьмидесяти ударах и состояние гостя стабилизируется. Так не раз бывало и со мной в самом начале знакомства с вожделенным цветком».