Мэри Шеффер - Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков

Но Вы и представить не можете, как люди поступали со своими питомцами перед приходом немцев. Сами ринулись с острова в Англию — самолетами, пароходами, — а собак и кошек побросали на улице. Так они и бродили, бедняги, без еды, без питья. Что же люди за свиньи!

Я взяла к себе собак сколько смогла, но всех ведь не приютишь. Затем правительство наконец ими озаботилось, но получилось только хуже намного. В газетах опубликовали заявление: мол, по причине войны продовольствия не хватает даже людям, а потому «на семью полагалось только одно домашнее животное, остальные подлежат усыплению, поскольку одичавшие собаки и кошки опасны для детей».

Животных отлавливали и грузовиками свозили в приют, где ветеринары их усыпляли. Умертвят полный грузовик — следом подъезжает другой.

Я видела все своими глазами — как их ловил выгружали, закапывали.

Помню, одна ветеринарная сестра выскочила из приюта и встала на улице, пошатываясь и глотая воздух. Вид у нее был такой, будто она сама сейчас умрет. Однако выкурила сигарету и пошла обратно убивать зверье. На это потребовалось двое суток.

Вот все, что я хотела сказать. Поместите это в Вашу книгу.

Защитница животных

Салли Энн Фробишер — Джулиет

15 мая 1946 года

Дорогая мисс Эштон!

Мисс Прибби говорит, что Вы приезжаете на Гернси собирать материалы о войне. Надеюсь встретиться с Вами, но пока напишу — люблю писать письма. Вообще очень люблю писать.

Думаю, Вам можно рассказать о том, какое унижение я перенесла во время войны, в 1943-ем, в двенадцать лет. У меня была чесотка.

На Гернси не хватало мыла, а без него трудно содержать в чистоте одежду, жилье, себя. У всех было что-нибудь не то с кожей, прыщи, шелушение и даже вши. У меня под волосами поселились вши, и вывести их не удавалось.

Наконец доктор Ормонд отправил меня в городскую больницу, чтобы мне обрили голову и вскрыли гнойники. Бритая голова, да еще с гноем! Надеюсь, Вам никогда не придется пережить такого позора! Я хотела умереть.

Но в больнице я познакомилась и подружилась с Элизабет Маккенной. Она помогала медсестрам на моем этаже. Медсестры все были очень добрые, но мисс Маккенна к тому же весёлая. Этим она очень поддержала меня в час испытаний. Когда мне обрили голову, она пришла в палату с тазом, склянкой «Деттола» и острым скальпелем. Я спросила:

— Это же не больно, да? Доктор Ормонд сказал, больно не будет.

Я старалась не плакать.

— Он наврал, — ответила мисс Маккенна, — жуть как больно. Только не говори маме, что я сказала про врача «наврал».

Я засмеялась и даже не успела испугаться, как она сделала первый надрез. Было больно, но не ужас как. И мы играли — выкрикивали имена женщин, исторических персонажей, принявших смерть от ножа или топора. «Мария, королева Шотландская, — чик-чирик!» — «Анна Болейн — хрясь!» «Мария-Антуанетта — вжик!» Я и не заметила, как все закончилось, потому что было смешно.

Мисс Маккенна промыла мою лысину «Деттолом», а вечером пришла навестить. Принесла шелковый шарф, обернула мне голову, будто тюрбаном, протянула зеркало:

— Смотри.

Я посмотрела. Шарф красивый, но нос здоровущий, как всегда. Я когда-нибудь похорошею? Спросила мисс Маккенну.

Мама мне говорила, что нечего думать о глупостях, и вообще красота вещь поверхностная. Но мисс Маккенна посмотрела на меня очень внимательно, подумала и сказала:

— Еще чуть-чуть, Салли, и ты станешь настоящей красоткой. Следи за собой в зеркало и увидишь. Важно строение костей, а у тебя оно замечательное. С таким элегантным носом ты будешь новой Нефертити. Пора учиться принимать царственный вид.

Когда миссис Моджери пришла меня навестить, я спросила, кто такая Нефертити, умерла она уже или нет. Почему-то я поняла, что да. Миссис Моджери подтвердила, что да, умерла, но на самом деле она бессмертна. И позже нашла для меня рисунок с Нефертити. Я тогда не знала, как это — царственный вид, и стала учиться по рисунку. Говорят, я пока не доросла до своего носа, но уверена, что скоро дорасту, ведь мисс Маккенна обещала.

И еще одна история про оккупацию, грустная. Про мою тетю Летти. У нее был большой, мрачный дом на утесе возле Ля Фонтель. Немцы сказали, что он стоит на линии огня и мешает при учебных стрельбах, и взорвали его. Тетя Летти теперь живет с нами.

Искренне Ваша, Салли Энн Фробишер

Мика Дэниелс — Джулиет

15 мая 1946 года

Дорогая мисс Эштон!

Изола дала мне Ваш адрес, потому что уверена, что Вы захотите поместить мой список в Вашу книгу.

Отвезите меня в Париж и посадите в лучшем ресторане — знаете, таком, где белые кружевные скатерти, канделябры на стенах и блюда под серебряными крышками, — и все равно это будет полная ерунда по сравнению с посылкой с «Веги».

На случай, если Вы не в курсе, «Вега» — корабль Красного Креста, который первым пришел на Гернси 27 декабря 1944 года. Они привезли нам еду в тот день и после еще пять раз, и мы дотянули до конца войны. Выжили.

Именно что выжили! К тому времени сахара не осталось ни ложки — только у разных гадов на черном рынке. Муку подъели к началу декабря 1944-го. Немецкие солдаты голодали вместе с нами. У них, как у нас, пухли животы, и они так же мерзли.

Мне до чертиков надоела вареная картошка и репа, и я, наверно, отдал бы концы, если б не «Вега».

До этого мистер Черчилль не позволял Красному Кресту возить нам еду: ее, дескать, отберут немцы. Оно, может, ход очень хитрый — уморить негодяев голодом! Только, видно, ему было безразлично, что и мы голодаем вместе с ними.

Так ли, иначе, но и его торкнуло, решил маленько нас подкормить. Дал в декабре отмашку Красному Кресту: так и быть, езжайте, подкиньте дуракам харчей.

Мисс Эштон, там было по ДВА ЯЩИКА еды на каждого! На всех мужчин, женщин и детей — полный трюм. Ну и разное другое: гвозди, семена, свечи, постное масло, спички, одежда, обувь. Даже несколько комплектов приданого для новорожденных.

И мука, и табак — увидел бы Моисей, забыл про манну! Перечислю, что было в моем ящике. Я себе записал для памяти.

Шесть унций шоколада

Двадцать унций печенья

Четыре унции чая

Двадцать унций сливочного масла

Шесть унций сахара

Тринадцать унций «Спэма» (дешевые мясные консервы)

Две унции консервированного молока

Восемь унций изюма

Пятнадцать унций джема

Десять унций лосося

Пять унций сардин

Четыре унции сыра

Шесть унций чернослива.

Одна унция перца

Одна унция соли.

Пачка мыла

Чернослив я отдал. Но согласитесь, впечатляет. После смерти обязательно завещаю все сбережния Красному Кресту. Я себе пометил не забыть сообщить им об этом.

Есть еще кое-что, что я просто обязан рассказать, — про немцев. Это долг чести. Они полностью разгрузили «Вегу», но себе не взяли ни ящика. Их, правда, комендант предупредил: «Еда для местного населения, не для вас. Украдете крупинку — расстрел». И выдал каждому по чайной ложке, чтобы собрать и съесть то, что рассыплется.