Герберт Уэллс - Отец Кристины-Альберты

— О, черт! — сказала Кристина-Альберта.

— Вот именно. Я сделаю все, что смогу, чтобы получить особое разрешение. Я добрался до самого директора. Но он держался странно. То есть был весьма любезен и благожелателен, но он крутит. Не говорит ни «да», ни «нет». Непонятно! Днем я свободен, но завтра занят. Я собирался прямо поехать к нему, к директору, хочу я сказать, чтобы побеседовать с ним после обеда. «Лучше через день-другой», — говорит он. Будем надеяться, что он не скрывает ничего неприятного. Затем обещал позвонить мне позднее и сразу положил трубку. Так что будьте наготове. Какой номер вашего телефона?

— У меня его нет. Вам придется телеграфировать.

— Или я поймаю такси и заеду за вами. Простите, что я заставляю вас ждать, Кристина-Альберта.

— Ничего, если это поможет добраться до папочки.

— Договорились!

В трубке щелкнуло.

Телеграмма пришла через два часа — два часа, которые были заполнены бесконечным спором с Фей о Шореме. Кристина-Альберта прочла: «Ваш отец не появился он убежал утром на рассвете в шлепанцах и халате и о нем ничего не известно если он не приходил встречаемся на вокзале Виктории в два-семь на Камердаун-Хилл позвоните 0247 если он там».

Но мистер Примби никуда не пришел. Он исчез.

Кристина-Альберта, изумленная и ошеломленная этим новым исчезновением, поехала с Дивайзисом в Каммердаун-Хилл. Директор был ошеломлен куда меньше их. Саргона хватились в час завтрака, и все указывало, что он просто ушел из приюта. Подобное случалось и раньше. Санитары позволили себе вздремнуть на дежурстве и получат выговор. Ну, а удивляться… директор не собирался удивляться. Сумасшедшие часто уходят и не могут найти дорогу назад или убегают, но власти не поднимают особого шума, если они не опасны. И насколько возможно, стараются, чтобы это не попадало в газеты.

— Это ведь не Портленд, — сказал директор. — Обычно они возвращаются. Даю ему день. Возможно, он уже идет назад. Или прячется где-нибудь в миле отсюда. Я опасаюсь только простуды. Пневмония — наиболее обычная смерть сумасшедших. Но для этого времени года совсем тепло. Такого октября сто лет не выпадало.

Ему гораздо больше хотелось поговорить с Дивайзисом о реформе приютов, убедить его, что он — весьма прогрессивный и способный директор, чем обсуждать конкретно мистера Примби.

— Мы делаем что можем, — сказал он. — Но мы связаны крайней экономией, которую вынуждены соблюдать. Санитары самые плохие, но и тех не хватает. Общественное равнодушие к душевнобольным чудовищно. Все, включая близких родственников, стараются попросту забыть о них.

— Но как Примби сумел выбраться? — спросил Дивайзис. — Ведь территория окружена стеной со всех сторон, не так ли?

— Как и во всем, что касается закона о сумасшествии, лицевая сторона выглядит лучше изнанки, — сказал директор. — Но практически мы своего рода стеной окружены. Когда-то тут был помещичий дом с огороженным парком. А одно время — в восемнадцатом веке — тут помещалась школа для мальчиков.

Он показал им из окна над крышами служб пределы сада и фермы за ними, спускающихся к ручью и отделенных от дороги стеной, а также старыми дубами и терновником.

— Лично я, — сказал директор, — признаю необходимость кардинальнейших реформ в самое ближайшее время.

— Хотелось бы знать, не может ли пролить свет на это кузен Уиджери, — сказал Дивайзис.

— Уиджери?

— Вчерашний посетитель.

— Разве? — сказал директор и подошел к своему столу словно за какой-то бумагой. — Насколько помнится, фамилия была другая. Что-то вроде Гудчайлд. Но, возможно, я спутал.

— Мистер Сэм Уиджери, — сказала Кристина-Альберта, — ни в коем случае не захотел бы, чтобы папочка выбрался отсюда. Вероятно, он приезжал удостовериться, что его не собираются выпустить. Или просто чтобы позлорадствовать. Дядя Сэм не очень милый человек. Возможно, он хотел убедиться, что в стене нигде нет проломов.

Директор забыл свои сомнения о фамилии, перестал искать бумагу и обернулся к ним, осененный новой мыслью.

— А вы не думаете, что тут действует вражда? Вы не думаете, что он отправился свести счеты с мистером Уиджери? Где живет этот мистер Уиджери?

Но и Дивайзис, и Кристина-Альберта не думали, что мистер Примби мог вернуться в Вудфорд-Уэллс.

— Куда вероятнее, что он отправился в Кентербери, или в Виндзор, а то и прямо в Рим, — сказала Кристина-Альберта.

— Или в Месопотамию… или в Британский музей, — сказал Дивайзис.

— Да куда угодно, — сказала Кристина-Альберта с нотой отчаяния.

Они вернулись в Лондон в полной растерянности. Кристина-Альберта хотела отправиться в полицейский участок Каммердауна, настаивать на поисках в окрестных деревнях, но Дивайзис объяснил, что это может принести больше вреда, чем пользы. До этого момента Кристина-Альберта ничего не знала о единственной доброй слабости в английских законах о сумасшествии — о последствиях четырнадцати дней на свободе. Если сумасшедший сбегает из приюта и остается на свободе указанный срок, он (или она) становится вновь здоровым в глазах закона и не подлежит возвращению в приют без нового осмотра и нового медицинского заключения. Если вся округа начнет разыскивать Примби, это может завершиться его насильственным возвращением в приют. И что бы ни произошло, тайна ни в коем случае не должна попадать в газеты.

— Но пока мы ничего не делаем, он может лежать мертвым в какой-нибудь яме в стороне от дороги, — сказала Кристина-Альберта.

— Если он мертв, то ему все равно, если его отыщут не сразу, — сказал Дивайзис.

Да, оставалось только ждать в Лонсдейлском подворье на случай, если он вернется туда. Крамы отбыли в Шорем, и Кристина-Альберта осталась в студии одна, но после первого бесконечного дня Пол Лэмбоун вспомнил про агентство под названием «Всеобщие тетушки», и оттуда прислали подходящую даму, чтобы ей не приходилось бдеть там круглые сутки.

Прошел день, второй, третий. Саргон не подавал признаков жизни — ни нового созыва учеников, ни визитов к королю. Он испарился. Образ маленького изуродованного тела в яме сменился в лихорадящем воображении Кристины-Альберты его муками в глухой одиночке. Но рассудок гонит тяжелые фантазии, которые ни к чему не ведут, и воображение Кристины-Альберты вскоре перестало заниматься ее папочкой до поступления новой пищи. «Так или иначе, он найдется», — повторяла она неуверенно и принялась усердно читать вечерние газеты. Ее снедал страх, как бы он не нашелся под слишком уж сенсационными заголовками. Подобно ранним христианам она начала готовиться ко Второму Пришествию. Загадка исчезновения папочки превратилась в умственную привычку, превратилась, так сказать в рамку, в арку просцениума, обрамляющую заботы дня. Под ее сенью она вернулась к неотложной, необычайной проблеме самой себя и своих отношений с Дивайзисом.