Маргарет Этвуд - Постижение

Я уже была в купальнике, мы стирали на мостках, терли вещи на ребристой стиральной доске старым обмылком, потом полоскали, стоя в озере. Теперь все висело на веревке за домом: рубахи, джинсы, носки, цветное бельишко Анны — наши сброшенные шкуры. Анна заметно успокоилась за фасадом свеженаложенного грима, напевала себе под нос. Она осталась у воды отмывать, волосы от дыма. Я надела майку — на случай, если опять встретятся американцы. Перед уходом я еще раз обшарила дом в поисках фотоаппарата, которым он делал те снимки, но аппарата не было; должно быть, он взял его с собой — в тот, последний, раз.

Спускаясь по ступенькам к воде, я вдруг увидела их на мостках за стволами деревьев. Анна в оранжевом бикини, прикрыв полотенцем голову, на коленях, похожая на монахиню. Над ней стоял Дэвид, руки в боки. А чуть в стороне сидел на мостках со своей камерой Джо и болтал ногами, отвернувшись, словно вежливо дожидался, когда они будут готовы. Услышав их разговор, я остановилась. Обе лодки стояли у мостков, мне нужно было туда, но сейчас спускаться было опасно. День был безветренный, голоса доносились отчетливо.

— Давай-давай, скидывай, — говорил Дэвид веселым тоном остряка.

— Я ведь к тебе не лезу, — ответила Анна негромко, уклончиво.

— Тебе что, жалко? Нам нужна голая женщина.

— Для чего это вдруг? — досадливо спросила Анна, закинув голову в покрывале. И глаза, должно быть, прищурила.

— Для «Выборочных наблюдений», — нетерпеливо объяснил ей Дэвид, и я подумала, что они действительно уже все вокруг использовали, им тут больше нечего снимать, кроме друг друга, следующая на очереди я. — Пустим тебя после мертвой птицы, у тебя есть возможность стать кинозвездой, ты же всегда жаждала славы. Тебя будут показывать по учебным программам, — добавил он, словно для вящего соблазна.

— Да ну тебя, — сказала Анна, подобрала свой детектив и сделала вид, что читает.

— Скидывай, говорю, нам нужна голая дама со здоровенными титьками и толстым задом, — ласково настаивал Дэвид, и я узнала в его голосе грозную вкрадчивость, знакомую еще по школе, за ней всегда следовало само издевательство, высший миг.

— Послушай, оставь меня в покое, — отозвалась Анна. — Я занимаюсь своим делом, а ты своим занимайся, ладно?

Она встала, уронив с головы полотенце, и хотела было обойти Дэвида, но он заступил ей дорогу.

— Я не буду снимать, раз она не согласна, — сказал Джо.

— Да она это только для вида, — не сдавался Дэвид. — А самой хочется, она же эксгибиционистка в душе. Ей очень нравятся ее роскошные телеса, а тебе как? Верно, ничего? Даже если и подплыли немного жирком.

— Не воображай, будто я не знаю, чего ты добиваешься, — сказала Анна с торжеством, точно нашла ответ задачки. — Тебе хочется меня унизить, вот что.

— Что унизительного в твоем прекрасном теле, детка? — нежно спросил Дэвид. — Мы все его любим, неужели ты его стыдишься? Не будь скрягой, таким богатством надо делиться с ближними, что ты, впрочем, и делаешь.

Он ее допек, она разозлилась и почти орала:

— Убирайся вон, чего тебе от меня надо? Со мной у тебя этот номер не пройдет!

— Почему же, — ровно возразил Дэвид. — Всегда ведь проходит. Раздевайся лучше, будь паинькой, а то мне самому придется тебя раздеть.

— Оставь ее, — сказал Джо, продолжая болтать ногами, то ли со скуки, то ли от волнения, у него не поймешь.

Я хотела сбежать вниз и остановить их, ссориться нехорошо, нам это запрещалось, если мы затевали ссору, нам попадало обоим, как в настоящей войне. Поэтому мы вели войны тайные, необъявленные, а потом и односторонние, я перестала сражаться, так как всегда оказывалась побежденной. Единственная моя защита была — бегство, исчезновение. Я присела на верхней ступеньке.

— Не суйся, она моя жена, — отозвался Дэвид. Его пальцы сжали руку Анны повыше локтя. Она попыталась вырваться, но он обнял ее, словно собрался поцеловать, и в следующую минуту взвалил вверх ногами себе на плечо, волосы ее повисли мокрыми плетями.

— Довольно, черт тебя дери, — произнес он. — Выбирай: или ты разденешься, или в воду.

Анна захватила в оба кулака его рубашку.

— Если я в воду, то и ты со мной, — крикнула она из-за завесы волос, дрыгая в воздухе ногами. Непонятно было, плачет она от радости или смеется.

— Снимай! — крикнул Дэвид Джо. И Анне: — Считаю до десяти.

Джо повернул и навел на них кинообъектив, будто противотанковое ружье или какое-то невиданное оружие пыток, нажал кнопку-спуск, раздался зловещий стрекот.

— Ладно, — сказала Анна под дулом камеры. — Ты грязный ублюдок, чтоб тебе лопнуть.

Он поставил ее на ноги и отступил в сторону. Ее загнутые за спину руки зашевелились, нащупывая застежки, как у перевернутого жука, расстегнутый лиф упал. Я увидела ее разрезанной тонким деревцем надвое, одна грудь по одну сторону, другая — по другую.

— И трусы тоже, — скомандовал Дэвид, будто непослушному ребенку. Анна презрительно взглянула на него и нагнулась. — И побольше секса. Покрути-ка задом. Выдай нам танец живота.

Минуту Анна стояла, красновато-загорелая, с клочком желтого меха и словно в белом белье, и смотрела на них ненавидящими глазами. Потом рванулась и, пробежав по мосткам, спрыгнула вниз, плюхнулась животом, и вода всплеснулась кверху, как взбитое яйцо. А она выставила из воды голову, мокрые волосы налипли полосами поперек лба, и поплыла, неумело взмахивая руками, к песчаной косе прямо подо мной.

— Успел снять? — негромко спросил Дэвид через плечо.

— Кое-что успел, — ответил Джо. — Может, велишь ей повторить?

Мне послышался сарказм, но, возможно, я ошиблась. Он стал откручивать камеру со штатива.

Слышно было, как Анна с плеском подплыла к берегу и выбралась на косу, она теперь по-настоящему плакала, громко, сухо всхлипывая. Зашуршали кусты, она чертыхнулась, а потом показалась наверху, должно быть взобралась, цепляясь за наклонные деревья. Розовый грим у нее на лице весь потек, тело было облеплено песком и сосновыми иглами, как у печеной пиявки. Не взглянув на меня и не сказав ни слова, она скрылась в доме.

Я встала. Джо на мостках уже не было, Дэвид сидел на досках, скрестив ноги. Поодиночке они были не так опасны, и я спустилась за лодкой.

— Привет, — кивнул мне Дэвид. — Как дела?

Он не знал, что я все видела. Он сидел босиком и ковырял ноготь на ноге — как ни в чем не бывало.

Дэвид, он — как я, подумалось мне, мы с ним оба не умеем любить, и у него и у меня чего-то важного недостает, такие родились, как мадам в деревенском магазине, у которой нет руки, — атрофия сердца. А Джо и Анна счастливчики, у них плохо получается, они страдают, но все-таки лучше видеть, чем ходить слепым, даже если именно через глаза и входят в нас злодейства и преступления. А может, наоборот, это мы нормальные, а те, кто могут любить, уроды, у них лишний орган, вроде рудиментарного глаза на лбу у земноводных, им от него никакого проку.