Генри Лоусон - Рассказы • Девяностые годы
- Название:Рассказы • Девяностые годы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Художественная литература
- Год:1976
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Генри Лоусон - Рассказы • Девяностые годы краткое содержание
В издание вошли рассказы Генри Лоусона: «Товарищ отца», «Билл и Арви с завода братьев Грайндер», «Жена гуртовщика», «На краю равнины», «В засуху», «Бандероль», «Эвкалиптовая щепка» и мн. др., а также роман Катарины Сусанны Причард «Девяностые годы» (1944) — первая часть трилогии о западноавстралийских золотых приисках, над которой К.-С. Причард работала десять лет (с 1940 по 1950 год).
Рассказы • Девяностые годы - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Настоящее его имя было Боб Бразерс, а называли его «Верзила», «Жираф», «Шапка по кругу», «Бросай монету» и «Имбирное пиво».
Несколько лет назад в Берковский округ привезли верблюдов и погонщиков-афганцев; верблюды хорошо себя чувствовали в этих засушливых краях, и на них перевозили все, начиная от сардин и кончая половицами. А местные погонщики любили афганцев так же, как сиднейские столяры любят столяров-китайцев, которые сбивают им цены. Они любили их не меньше, чем бастующие стригальщики, члены профессионального союза, любят штрейкбрехеров, привезенных на их место.
Жираф был честным, добросовестным членом союза, но в случае какой-нибудь болезни или несчастья он склонен был забывать о требованиях профсоюза, как забывают все жители зарослей о требованиях религии. И вот однажды вечером Жираф ввалился в «Герб возчика», — нечего сказать, выбрал место! — когда он был битком набит погонщиками. В руке у него была шляпа, а в шляпе мелкие серебряные и медные монеты.
— Послушайте, ребята, есть там в лагере бедный больной афганец…
Дюжий, мускулистый погонщик волов крепко взял его за плечи или, вернее, за локти и выставил за дверь, тем самым предотвратив кровопролитие. Жираф не обиделся, как не обижался почти ни на что, но в сумерках видели, как он пробирался с котелком супа к лагерю афганцев.
— По-моему, — заметил Том Холл, — когда Жираф попадет на небо, — а поскольку я могу судить, он единственный из всех нас, у кого есть на это хоть какие-то шансы, — так вот, когда он попадет на небо, первым делом он обойдет со своей чертовой шапкой всех ангелов — устроит сбор в пользу этого проклятого мира, который он покинул.
— А я считаю, что ему нечем особенно кичиться, — заявил стригальщик Джек Митчелл. — Жираф, знаете ли, тщеславен; ему нравится быть на людях, и потому-то он выставляется со своими сборами. А что он возится с людьми, попавшими в беду, то это он просто из любопытства; он один из тех, что вечно суют нос в чужие дела. Ну а с больными… да ведь Жирафу больше всего на свете нравится суетиться вокруг больного, наблюдать за ним, изучать его. Он ужасно интересуется больными, а здесь их не очень-то много. Говорю вам, это ему нравится больше всего на свете — разве что если представится возможность посуетиться вокруг покойника. Я думаю, он готов проехать сорок миль, чтобы помочь, и выразить сочувствие, и покрутиться на похоронах. Дело в том, что Жираф попросту получает удовольствие от чужой беды — вот и все. За всем этим скрывается любопытство и эгоизм. По-моему, виной всему невежество, — таким уж его воспитали.
Через несколько дней после инцидента с афганцами Жирафу и его шапке сильно повезло. Во время разгрузки балок на железнодорожной станции здоровенное бревно соскочило с наклонного помоста и сильно повредило ногу одному немцу — члену артели, взявшей подряд на постройку нового деревянного моста через Биг Биллабонг. Немца принесли в «Герб возчика» — до него было ближе всего, — положили в постель в задней комнате и послали за доктором. Жираф, как всегда, оказался тут же.
— Не ф этом дело, — сказал немец (звали его Чарли), когда его спросили, очень ли ему больно. — Дело фофсе не ф этом. На поль мне наплевать, но вот третий гот идет — я собирался домой ф этот гот, когда закончим гонтрагт, а гонтрагт только нашался.
Он твердил о «гонтрагте» не переставая, в промежутках между стонами.
Наконец прибыл доктор. На террасе и в баре было довольно много народу, хотя мало кто разговаривал. Жираф сидел у конца стойки, положив на нее свою шляпу, и время от времени вытирал лицо и шею большим платком в горошек. День был жаркий.
Из бара было слышно, как доктор, добродушный молодой австралиец, что-то говорил больному. Затем раздался голос Чарли, с тоской вскричавшего:
— Вылечи мне ногу, доктор, вылечи мне быстрей ногу! Уже третий гот, черт подери, мне нушно домой.
Доктор спросил, очень ли ему больно.
— Черт с ней, с полью, доктор! Черт с ней! Ерунта. Вылечи мне скорей ногу, доктор. Это был последний гонтрагт, и я собирался домой ф этот гот. — И физическое страдание вырвало у него признание: — Она ждет уже три гота, мейн готт, мне нужно домой.
Трактирщик Уотти Брейтвейт, известный как Уотти Толстяк или даже Уотти Брюхач, с усталым, скучающим видом повернулся к шляпе Жирафа, бросил в нее фунт и кивнул ему, как бы говоря: «Что ж, деваться некуда».
Жираф не заставил себя ждать и с готовностью вскочил на ноги, подхватив шляпу. Шляпа обошла буквально весь город, и как только нога Чарли немного поджила, он уехал домой.
Всем было известно, что я пописываю в сиднейском «Бюллетене» и некоторых других газетах. У Жирафа шишка благоговейного уважения была очень велика, и особенно сильно она распухала, когда дело касалось больных и поэтов. Он относился ко мне с таким почтением, какого в Австралии обычно не оказывают друг другу, и, как чудилось мне иногда, с какою-то особой мягкостью. Но в один прекрасный день он меня удивил.
— Прости, что побеспокоил тебя, — начал он с пристыженным видом. — Я не знаю, интересуешься ли ты спортом, но Одноглазый Боген и Барку-Рот устраивают сегодня вечером потасовку на берегу Биллабонга…
— Устраивают что? — переспросил я.
— Маленькую драку до решительной победы, — сконфуженно пояснил он. — А чтобы расшевелить ребят, наши парни решили собрать пять фунтов на приз. Одноглазый Боген и Барку-Рот обозлились друг на друга, так что пусть их отведут душу.
Помню, славный был бой. Не меньше сорока пропитанных кровью носовых платков (или «утиралок») зарыли в яму на поле боя, и весь вечер Жираф помогал накладывать заплаты на главных участников. Позднее он устроил маленький сбор в пользу побежденного — им оказался Барку-Рот, несмотря на имевшееся у него преимущество в виде второго глаза.
У девицы из Армии спасения, распространявшей «Боевой клич», Жираф почти всегда покупал три экземпляра.
Новый священник, который решил провести подписку на постройку церкви, или ее перестройку, или еще что-то в этом роде, обратился за поддержкой к Жирафу, имевшему влияние на своих товарищей.
— Ну что ж, — сказал Жираф, — сам-то я в церковь не хожу. Меня не назовешь верующим парнем, но я охотно сделаю для вас что могу. Только вряд ли от меня будет толк. Я сызмальства не бывал в церкви.
Священник был шокирован этим извещением, но впоследствии он научился ценить Жирафа и его товарищей и полюбил Австралию ради австралийцев. От него-то я и узнал об этом эпизоде.
Жираф помогал ставить палатки для католического церковного базара, и ребята начали высмеивать его в конторе профсоюза.
— В следующий раз ты устроишь сбор на постройку китайского храма в ихнем лагере, — сказал в заключение Том Холл.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: