Рязанов Михайлович - Ледолом

Растерявшись от такой неожиданности, я принялся сматывать бичеву на щепку, не зная, что предпринять для спасения аппарата.

Вовка оказался, как всегда, более сообразительным и решительным.

— Судьба, — изрёк он, — а от судьбы, Юр, не уйдёшь. Рок, Юра, лезть нам на чердак этого «замка», как ты его назвал. А точнее: каменного сундука.

— Может, не полезем? Всё равно змей исковеркан — лучше новый сварганить. [19] Сварганить — сделать, изготовить (уличное слово).

— Слабак ты, Юр. Вспомни, как вы взобрались на церковь на Алом поле. Тоже поначалу она выглядела неприступной. Не в наших правилах отступать. Ни шагу назад. Как в бою. Что нам этот каменный сундук? Заодно прочтём, что там на дымниках за буквы или цифры вырезаны.

— Прорезаны, — поправил я Вовку.

Почему-то не хотелось мне взбираться на крышу загадочного дома.

— Уверен, чердак кишит жирными сизарями. Супчик из них получится — пальчики оближешь. М-м-э…

Он приложил пальцы правой руки к губам и чмокнул их будто с удовольствием.

Молча согласился я с доводами начштаба — почему-то не хотелось участвовать в этом стенолазании. И не потому что опасно: сорваться можно, рёбра поломать или руки, как у Тольки Мироедова, а непонятно почему. Что-то противилось во мне. Всё-таки чужой дом. И залезать в него без позволения — нежелательно.

Уловив мою нерешительность, Вовка подбодрил:

— Не бзди, Юр. В случае чего — змей-то наш на трубе застрял. Не мы же его туда посадили. Имеем законное право вернуть свою вещь.

Чтобы не выглядеть трусом, согласился:

— Убедил. Лезем.

— Теперь давай позаимствуем ваши бельевые верёвки — и вперёд!

— Их мама сняла и в ящик шкафа положила, чтобы мы не стырили. Вернее — я.

— Так мы — временно. И по-новой — в шкаф.

Не буду описывать, как мы по водосточной трубе добрались до правого фронтона, если смотреть на дом с улицы Карла Маркса. Лишь на этом фронтоне углядели дверцу посередине его. Предусмотрительно прихваченной из дедовского инструментального ящика отвёрткой — её начштаба укрепил шпагатом у себя на поясе — через щель повернул внутреннюю вертушку, изрядно попотев над ней. И вот неведомый чердак открыт. Я последовал за начштаба.

Но прежде, придерживаясь за край дверцы, убедились, что нам не удастся по ней взгромоздиться на крышу: края её почти на полметра выступали над покатым жестяным надфронтонным навесом, защищавшим дерево от дождя и снега. Если б сохранилась «корона» — сборник влаги, — венчавшая когда-то трубу-водосток, можно было бы попытаться влезть на крышу, но сейчас она почему-то отсутствовала, хотя на противоположенной стороне ещё одна, такая же, держалась.

Короче говоря, в этот раз мы убедились, что не снять застрявшего змея с крыши.

Но разве мог начштаба покинуть незнакомый чердак, тем более после моего взахлёб рассказа о толстенных дореволюционных книгах за оконными стёклами (которые он и сам увидел) загадочного дома, похожего на крепость, не обследовав его? Мне тоже стало интересно и заманчиво убедиться в том, что может находиться в чердачной тьме. Может, такие же фолианты-сундуки. Полные царских законов. Но имеем ли мы право взять их, если обнаружим? Ведь это не личная сарайка. Посоветовавшись, решили, что только посмотрим и всё оставим на месте. Иначе, вполне вероятно, наши находки могут расценить как кражу. А этого мы не можем допустить. Они не ничьи, а кому-то принадлежат. А мы не воры. Разыскиваем ненужное другим, брошенное.

— Юр, тебе не кажется странным, что вертушка была закрыта изнутри? Как это кому-то удалось сделать и наружу выбраться?

— Ума не приложу, — признался я. — Надо подумать.

— Будем рассуждать логически: её, например, лезвием ножа повернули, перед тем как по приставной лестнице, предположим, спуститься с чердака. Второй вариант: с чердака есть проход, через который можно проникнуть в «сундук». Вперёд, Юр! «Логику» изучай. Шерлок Холмс, знаешь, почему успешно разгадывал самые запутанные преступления? Потому что пользовался логикой, наукой правильно мыслить. Вот давай и покумекаем. По законам этой самой логики.

— Я постараюсь, — горячо ответил я.

— Начнём вот с чего: я видел в щёлку, что вертушка зафиксирована горизонтально. И прижата плотно к стенке. Значит, довод в пользу того, что дверцу закрыли изнутри. Каким образом человеку, закрывшемуся на чердаке, из него выбраться? Ответ напрашивается один — удалился он через отверстие в потолке. Логично?

— Логично.

— Ищем. Свечку не предусмотрели. А у мамы есть две — для молитв. Можно было отломить половину. Но всё равно будем искать. Открой-ка настежь дверцу, всё светлей будет. Хотя и так видно: голубочки здесь не жили никогда. К сожалению.

Рассуждая, мы осторожно продвигались внутрь по колючему шлаку, насыпанному вровень с балками. В середине чердачной площади, разделённой двумя массивными печными трубами, не в центре, а чуть справа, мы наткнулись на заполненный пылью квадрат метр на метр. Это углубление находилось над местом, где снаружи располагалась сень на витых кованых столбиках, то есть приблизительно над дверью.

— Вот он, — почему-то шёпотом сообщил Вовка, и мы принялись выгребать пыль из квадратной рамы, сбитой из досок. Очистив площадку от слежавшейся пыли, мы в полутьме разглядели крышку люка, но без кольца или ручки. И отверстий, в которые можно вставить крюки для поднятия её.

— Вот и искомое, — произнёс Вовка. — Логика — великая вещь. Обязательно изучи, Юр. [20] Уже находясь в концлагере, я припомнил этот разговор и попросил маму, чтобы она приобрела и прислала мне учебник «Логики». Сколько раз мне впоследствии приходилось бороться со всяким шакальём за него — им бумага требовалась для изготовления игральных карт. И всё-таки мне удалось сохранить и освоить учебник. Он и сейчас хранится в нашей домашней библиотеке.

Я, к стыду своему, «Логику» никогда не читал, и начштаба ещё раз подтвердил, насколько он более знающий. Теперь я не сомневался, что в ближайшее время изучу эту полезную науку досконально. Эта наука, оказывается, дореволюционная. Будет, о чём спорить с пацанами, когда освою её.

— Откуда ты всё это знаешь? — удивился я.

— За прожитые годы, Гер, можно при желании кое-что узнать и кое-чему научиться. За несколько-то лет. Я по Валеркиным метрикам числюсь. Хотя у меня и свои сохранились.

— Ты же меня уверял, что всего на год старше меня? — удивился я. — А сейчас говоришь…

— Дай честное тимуровское, что не проговоришься никому, даже матери родной?

— Честное тимуровское! — выпалил я.

— Пришлось перепутать даты, — сказал Вовка. — Зато работать за маму разрешили… Как взрослому. По Валеркиным метрикам.

Это слово я услышал впервые.