Майкл Ондатже - Кошкин стол

Нас тут же объял новый язык. Мистер Дэниелс был занят — рядился с погонщиком волов, который должен был отвезти нас туда, где растут большие пальмы. В толпе он уже не выглядел таким авторитетным, поэтому мы бросили его торговаться в одиночестве и тихонько ускользнули. Нас подманил к себе ковроткач, предложил чаю, и мы посидели с ним — смеялись, когда он смеялся, кивали, когда он кивал. А потом он сказал: у меня тут есть, мол, собачонка, и я хочу вам ее подарить.

Затем мы попрепирались на предмет того, что именно пойдем смотреть. Рамадин почему-то рвался в аквариум, построенный несколько десятилетий тому назад. Похоже, про аквариум ему рассказал мистер Фонсека. Когда мы решили, что сперва пойдем на базар, он надулся. Мы бродили по тесным лавкам, где торговали семенами и иголками, где изготавливали гробы и печатали рекламные объявления. Тут можно было узнать будущее по форме головы или вытащить больной зуб. Парикмахер остриг Кассия, а потом засунул зловещего вида тонкие, стремительные ножницы ему в нос — убедиться, что у двенадцатилетнего мальчишки там нет ни волоска.

Я давно привык к изобильному хаосу рынка Петта в Коломбо — там пахло тканью для саронгов, которую разворачивали и кроили (от запаха першило в горле), и гарциниями, и подмокшими книгами в мягких обложках, разложенными на лотке. Здесь жизнь была поскуднее, без излишеств. По канавам не валялись перезревшие фрукты. Собственно, никаких канав здесь вообще не было. Было пыльно, сухо, будто воду еще не изобрели вовсе. Из всей жидкости имелась лишь чашка черного чая, которым нас угостил ковроткач, — к чаю прилагалась божественная, навсегда запомнившаяся миндальная конфета. Город был портовый — а в воздухе не ощущалось ни крупинки влаги. Выискивать влагу взглядом было непросто — крупицы ее таились по карманам: пузырек масла для женских волос, завернутый в бумагу, или резец, укутанный в промасленную ткань, защищавшую лезвие от пыли.

Мы вошли в бетонное здание у самого моря. Рамадин повел нас через лабиринт бассейнов, по большей части заглубленных в землю. Никакой жизни в них не теплилось, если не считать дюжины угрей из Красного моря и нескольких блеклых рыбок, плававших в мелкой соленой воде. Мы с Кассием забрались на второй этаж, где пылились образчики таксидермии, разные морские существа; тут же держали всякие хозяйственные вещи — шланг, небольшой генератор, ручной насос, ведро со шваброй. Полный осмотр занял пять минут, а потом мы еще раз обошли все лавки, в которых уже побывали, — чтобы попрощаться. Клиентов у парикмахера так и не появилось, и он сделал мне массаж головы, облив волосы неведомыми маслами.

В порт мы явились раньше назначенного срока. С запоздалой предусмотрительностью решили дождаться мистера Дэниелса — Рамадин завернулся в галабею, а мы с Кассием обхватили себя руками: с моря тянул холодный ветер. Катера покачивались на воде, а мы гадали, которые из судов принадлежат пиратам: один из стюардов накануне обмолвился, что пиратство здесь — обычное дело. Сложенная чашечкой ладонь протянула нам жемчужную россыпь. Выловленные днем рыбины, рассыпанные у наших ног, были куда красочнее, чем аквариумные сидельцы, и посверкивали всякий раз, как их окатывали водой из ведра. Все, кто жил в этом краю, кормились от моря, а купцы, смеявшиеся и рядившиеся вокруг, были властителями мира. Мы понимали, что успели осмотреть лишь малую часть города, как бы заглянули в Аравию через замочную скважину. Мы так и не увидели подземных резервуаров и где там похоронены Каин и Авель, но за спиной был день слуховых и зрительных изощрений — ведь все разговоры пришлось вести с помощью жестов. Над внешним рейдом — или «тавахи», как назвал его лодочник, — небо начало темнеть.

Наконец мы увидели, как по причалу шествует мистер Дэниелс и тащит в охапке какое-то громоздкое растение. Сопровождали его двое худосочных носильщиков в белых костюмах — каждый нес по миниатюрной пальме. Мистер Дэниелс бодро поприветствовал нас, — похоже, наше исчезновение не особенно его озаботило, если озаботило вообще. Его стройные усатые помощники молчали, один из них передал мне небольшую пальму, вытер пот со лба и подмигнул, и я понял, что это Эмили, переодетая мужчиной. Рядом с ней стояла так же загримированная мисс Ласкети. Кассий взял у нее вторую пальму, мы затащили оба растения на катер. Рамадин тоже поднялся на борт и все десять минут, пока катер шел от причала до внешнего рейда, сидел нахохлившись, запахнувшись в свое одеяние.

Вернувшись на «Оронсей», мы все втроем спустились в каюту Рамадина. Он распахнул полы галабеи, и мы снова увидели собачку ковроткача.

Через час мы поднялись на палубу. Успело стемнеть, огни на «Оронсее» сияли ярче, чем на берегу. Судно по-прежнему не двигалось. В ресторане громко и возбужденно обсуждали приключения прошедшего дня. Лишь мы с Рамадином и Кассием молчали. Тайно протащить на борт собаку — это было слишком невероятно, и мы знали: стоит нам издать хоть звук — и будет уже не сдержаться, мы выложим всю историю. Последний час прошел в хлопотах, мы попытались искупать зверюшку в тесной душевой кабине Рамадина, уворачиваясь от острых когтей; похоже, ей еще не доводилось иметь дело с карболкой. Обсушили мы собачку Рамадиновой простыней и оставили в каюте, а сами отправились ужинать.

Мы сидели в ресторане «Балморал» и слушали чужие рассказы — все перебивали друг друга. Женщины помалкивали. Помалкивала и наша троица. Эмили прошла мимо нашего стола и, нагнувшись ко мне, поинтересовалась, хорошо ли мы провели день. Я вежливо поинтересовался, чем занималась она, пока мы были на берегу, и она ответила, что «так, носила кое-что». Подмигнула мне и отошла со смехом. Отправившись в Аден, мы, похоже, пропустили забавное зрелище, фокусника «гулли-гулли», который подплыл прямо к судну. На лодке его была дощатая надстройка — он стоял на ней прямо как на сцене и доставал из-под одежды цыплят. Под конец номера их набралось штук двадцать, все хлопали крыльями. Таких «гулли-гулли» на свете довольно много, и нас утешили: если повезет, в Порт-Саиде появится еще один.

Когда подали десерт, судно содрогнулось — запустили машину; мы вскочили и бросились на палубу понаблюдать, как наш замок медленно отползает от тонкой полоски света и возвращается в первозданную тьму.

В ту ночь мы по очереди стерегли песика. Он пугался резких движений — пока Рамадин не исхитрился затащить его на койку, обхватил руками и так уснул. Когда утром все мы открыли глаза, судно уже вошло в Красное море; в тот первый день после отворота к северу случилось еще кое-что.

Преодолеть заслон, отделявший нас от первого класса, всегда было непросто. Два обходительных и непреклонных стюарда либо пропускали вас, либо отсылали восвояси. Но даже им не удалось остановить Рамадинова песика. Тот спрыгнул у Кассия с рук и выскочил из каюты. Мы долго носились по пустым коридорам, выискивая его. Но малыш, похоже, сразу метнулся на залитую солнцем вторую палубу, промчался вдоль ограждения, влетел в нижнюю танцевальную залу, взмыл по позолоченной лестнице и промчался мимо двух стюардов в первый класс. Они его было перехватили, но он увернулся. К еде, которую мы тайком притащили ему с ужина, распихав по карманам брюк, он и не притронулся. Возможно, теперь он искал, чем утолить голод.