Кадзуо Исигуро - Там, где в дымке холмы

— Есть еще идея давать ребенку побольше слушать хорошей музыки, — втолковывала мне женщина. — Наверняка это многое значит. Наряду с самыми первыми звуками младенец должен слышать много хорошей музыки.

— Да, музыку я очень люблю.

Мальчик остановился у подножия дерева и озадаченно смотрел вверх, на Марико.

— У нашего старшего сына не такой хороший музыкальный слух, как у Акиры, — продолжала женщина. — Муж говорит, это потому, что он младенцем мало слушал хорошую музыку, и я склонна думать, он прав. В то время по радио передавали слишком много военной музыки. На пользу, уверена, это не пошло.

Слушая женщину, я увидела, как мальчик пытается упереться ногой о ствол дерева. Марико спустилась пониже и, по-видимому, давала ему советы. Американка рядом со мной продолжала громко хохотать, время от времени произнося отдельные японские слова. Мальчику удалось наконец оторваться от земли: одну ногу он вставил в расщелину и повис в воздухе, обеими руками уцепившись за ветку. Хотя от поверхности земли его отделяло всего несколько сантиметров, напряжение он испытывал громадное. Трудно сказать, сделала ли Марико это намеренно, но, спустившись еще ниже, она с силой наступила мальчику на пальцы. Мальчик пронзительно взвизгнул и кулем свалился на землю.

Женщина испуганно обернулась. Сатико и американка, за беседой ничего не заметившие, тоже устремили взгляд на упавшего мальчика. Он лежал на боку и отчаянно визжал. Мать бросилась к нему и, опустившись на колени, принялась ощупывать его ноги. Мальчик продолжал вопить. Пассажиры на дальнем конце лужайки, все как один, смотрели в нашу сторону. Через минуту-другую рыдающий мальчик, при поддержке матери, оказался за нашим столиком.

— Лазить по деревьям очень опасно, — сердито выговаривала ему мать.

— Он упал с небольшой высоты, — успокоила я ее. — На дерево он вообще не успел забраться.

— Он мог сломать ногу. Детям нельзя разрешать карабкаться на деревья. Дураки только так делают.

— Она меня пнула, — всхлипнул мальчик. — Столкнула меня с дерева. Хотела меня убить.

— Она тебя пнула? Девочка тебя пнула?

Я перехватила взгляд, который Сатико метнула на дочь. Марико снова высоко забралась на дерево.

— Она хотела меня убить.

— Девочка тебя пнула?

— Ваш сын просто соскользнул, — поспешно вмешалась я. — Я все видела. Падать ему было неоткуда.

— Она меня пнула. Хотела меня убить.

Женщина тоже обернулась и оглядела дерево.

— Он просто-напросто соскользнул, — повторила я.

— Веди себя умнее, Акира, — сердито проговорила женщина. — Лазить по деревьям очень и очень опасно.

— Она хотела меня убить.

— Тебе нельзя лазить по деревьям.

Мальчик продолжал всхлипывать.

В японских городах (этим они заметно отличаются от английских) владельцы ресторанов и чайных домиков, магазинов и лавочек словно бы торопят наступление темноты: еще до сумерек в окнах зажигаются фонари, а над дверьми — светящиеся вывески. Когда в тот вечер мы вновь оказались на улицах Нагасаки, город уже был весь расцвечен ночными огнями: Инасу мы покинули к концу дня и поужинали в ресторане при универмаге «Хамайя». Потом, желая растянуть день подольше, долго блуждали по боковым улочкам, не очень-то торопясь набрести на трамвайную остановку. В те времена, помнится, у молодых пар вошло в моду показываться на людях, держась за руки (мы с Дзиро никогда этого не делали), и по пути нам встречалось множество таких пар, жаждущих вечерних развлечений. Небо, как обычно летом, окрасилось бледным пурпуром.

На многих прилавках торговали рыбой, и в этот вечерний час, с возвращением в гавань рыболовецких судов, всюду попадались навстречу люди, которые проталкивались через толпу с тяжелыми корзинами на плечах, полными свежевыловленной рыбы. В одном из переулков, где на земле валялся мусор и бродили случайные прохожие, мы и набрели на помост с кудзибики. У меня не было пристрастия к кудзибики, ничего подобного здесь в Англии нет — разве что на ярмарочных площадях, — и о самом существовании этой забавы я бы наверняка забыла, если бы тот вечер не оставил такого следа в моей памяти.

Мы остановились посмотреть позади толпы. Какая-то женщина старалась поднять повыше малыша лет двух-трех; человек с повязкой вокруг головы наклонился с помоста, протягивая ребенку чашу. Малыш ухитрился вытянуть из нее билетик, но явно не знал, что с ним делать. Зажав его в ручонке, он тупо оглядывал смеющиеся лица вокруг. Человек с повязкой нагнулся ниже и что-то сказал малышу: это заставило собравшихся расхохотаться. Наконец мать опустила ребенка на землю, взяла у него билетик и передала человеку с повязкой. На билетик выпал выигрыш — губная помада, которую женщина забрала со смехом.

Марико встала на цыпочки, пытаясь получше разглядеть призы, выставленные на заднике помоста. Внезапно она обернулась к Сатико со словами:

— Я хочу купить билет.

— Марико, это пустая трата денег.

— Я хочу купить билет, — повторила она с необычной настойчивостью. — Хочу попробовать.

— Вот, Марико-сан, возьми. — Я протянула ей монетку.

Она бросила на меня слегка удивленный взгляд. Потом взяла монетку и стала протискиваться сквозь толпу к помосту.

Попытали счастья еще несколько участников: одна женщина выиграла конфету, другая — средних лет — резиновый мячик. Подошла очередь Марико.

— Итак, юная принцесса, — человек с повязкой неторопливо встряхнул чашу, — закройте глаза и сосредоточьтесь мыслями вон на том большом медведе.

— Я не хочу медведя, — сказала Марико.

Человек скорчил гримасу, и в толпе засмеялись.

— Вы не хотите большого мехового медведя? Так-так, юная принцесса, чего же вы тогда хотите?

Марико показала на задник платформы:

— Корзинку.

— Корзинку? — Человек пожал плечами. — Хорошо, принцесса, зажмурьте глаза покрепче и сосредоточьте мысли на вашей корзине. Готово?

Билет Марико выиграл цветочный горшок. Она вернулась к нам и вручила свой приз мне.

— Ты не хочешь его брать? — спросила я. — Это же твой выигрыш.

— Я хотела корзинку. Котятам теперь нужна собственная корзинка.

— Ну, не огорчайся.

Марико повернулась к матери:

— Я хочу попробовать еще раз.

Сатико вздохнула:

— Уже поздно.

— Хочу попробовать. Еще разик.

Она снова пробралась к помосту. Пока мы ждали, Сатико обратилась ко мне:

— Забавно, но у меня о ней сложилось совершенно иное впечатление. Я имею в виду вашу подругу, миссис Фудзивара.

— Да?

Сатико вытянула шею, заглядывая между головами.

— Боюсь, Эцуко, я всегда представляла ее себе совсем иначе, чем вы. Ваша подруга казалась мне женщиной, у которой ничего не осталось в жизни.