Галина Щербакова - Спартанки

«Гулять будем круто!» - сказал Аркадий.

Венчание шло по высшему разряду: с детками-херувимчиками, которые несли длиннющий подол невесты, нищенками, покрытыми кусками белых тюлевых тряпок, с охапками травы в руках, быстроногими парнями, изображавшими собой телефон, телеграф и пейджер одновременно. В стороне на поваленной сосне сидел пьяный Федька. Не то чтоб он очень страдал, потеряв всегда готовую к труду и обороне подружку. Хотя что значит потерял? Они с Надькой уже на завтра договорились сцепиться на чердаке Федькиного дома. Что есть другой мужчина, Федьку не колыхало ни с какой стороны. Его задевал размах мероприятия. Е-мое, это ж какие бабки! Это ж пей до утра, залейся по самую ноздрю, и не один человек, а целое Забабашкино. Он бы такого пира хотел тоже. Не костюмчика из какой-то неведомой ткани - хрен с ним, не всяких там брюликов. А вот цистерна водки, что стояла недалеко на отводном пути, и не какой-нибудь, а прямо из Черноголовки, - это было Федьке как плевок в душу.

Но тут то ли с вытьем, то ли с пением вышли повенчанные, одарили старушек в гардинном полотне бумажными деньгами, кинули в шапки пьяным дедам по маленькой и сели в машину. Смысл был таков - объехать поселок, пока на стол поставят то, что давно ждет своего часа в холодильниках, а то и просто на земле под марлей, придавленной кирпичиками.

Федька же представил, как пьяный в дупель Аркадий будет в машине скручивать вверх невестин шлейф и прочие кружева, чтоб добраться до главного причала. Но предусмотрительная Надька трусов решила вовсе не надевать. Только это мало помогло. Шоферу даже жалко стало молодую: жених был слаб и кончил раньше, чем добрался до цели.

- Помощь не нужна? - смехом спросил шофер.

- Валяй, - сказал Аркадий, - у меня от этого чертова ладана вся охота пропала.

И они поменялись местами, да так удачно, что Надька решила дать Федьке отбой. Ни в какое сравнение с водилой тот не шел.

Свадьба явно удавалась. А когда напились и наелись и небо потемнело, Аркадий дал сигнал безногому умельцу начинать салют.

- Будет сделано! - сказал тот, отъезжая в сторону на старом сиденье от кресла с роликами и постреливая легкими шутихами. Ему надо было добраться до заветного укрытия, где у него лежала некая штучка. Сегодня он готовил большую репетицию.

Через десять минут с шумом и треском весело загорелось небо. Гости с восторгом глядели вверх, играла музыка, и только жених стоял на пригорке в стороне от всех, но никто не обратил на это внимания. Фейерверк! А огонь опускался все ниже и ниже, он был очень красив, этот огонь, и от него не чувствовалось жара. И лишь когда вспыхнули дома и волосы, люди побежали. Но липкая расплавленная земля не отпускала. Через несколько минут на месте свадьбы никого и ничего не было. И только посередине пепелища стояла девушка, живехонькая и целехонькая. Земля ее крепко держала. Девушка подумала: «Когда все умерли, стыдно быть живой». И тут же легко взлетела. Ей казалось, что она взмахнула руками, но это были крылья, серебристо-белые, как бабушкины шали, которые та вязала зимой, когда не было летних хлопот. Взлетев, девушка поняла, что это на самом деле крылья-шали, но прочные и надежные, совсем как любовь Патимат, которая выносила ее, маленькую, в такой точно вязаной шали на крылечко и показывала первые пушистые снежинки, а весной первую завязь. «Запомни, какой листок появится первым. Осенью он тоже улетит первым, если не будет сильных ветров. У листа короткая жизнь, но он этого не знает, как не знаем и мы свою».

Аркадий смотрел, как улетает белая птица. «Так это ж Тамарка-чеченка, - закричал он. - Не домочили их в сортире, гадов. А ведь давно хотел ее придушить. Ведьма, оказывается!» Он не вспомнил ни о Надьке, молодой жене, ни о матери, помнил только, что у его подельника в лесу есть землянка, он найдет ее и свернет безногому голову за безобразие. Где ж теперь жить, если одна ровная и липкая земля? Так не договаривались. Спалить надо было ну хотя бы половину.

С трудом ему удалось дойти до землянки. Она была пуста и прибрана. Не было ни старой инвалидной коляски, которая всегда стояла рядом с ржавым мотоциклом, ни примитивного кресла на роликах. Исчез и сам пиротехник.

Аркадий завалился на непокрытую лавку. Как неудобен оказался дорогой импортный костюм для лежания на досках. Жало под мышками, терло в паху. Рубашка отставала от тела, холодя кожу. Он сдернул с дверей мешковину, которая закрывала вход, завернулся в нее и заснул крепко и сладко, как младенец. Он-то был жив.

С тех пор как русский беженец Егор открыл странную клетку, в биологии началась паника. Клетка была неуничтожаема, она жила в человеке, побуждая убивать все вокруг. Ее назвали death cell (клетка смерти), в секретных отчетах она обозначалась буквами ДС. Широкие исследования показали: ДС нет у кормящих матерей и младенцев, ее подавляет, а то и уничтожает другая клетка - life cell (клетка жизни). Соотношение этих двух антиподов в организме, в сущности, определяло все: тип личности, характер, жизненное предназначение и даже любовь. Экстракт из женского молозива стал вводиться всем, как прививка от оспы. Но главное было не в этом. Прививка действовала в стерильных условиях, но если человек попадал в обстановку войны, ДС оживала, пронизывая все его существо. Убийства, совершенные лично или просто увиденные, возвращали человека в первичное состояние, приводя в восторг. Человек был готов убивать бесконечно и беспощадно, кормя ДС.

На помощь пришли специалисты минералогии. Зная свойство камней помнить прошлое и сливаться с человеком, становясь, в сущности, его защитником, ученые отобрали наиболее «живые» камни для спорных людей. Так называли рожденных чистыми, подхвативших клетку смерти в обстоятельствах войны. Люди получали камушки, не зная их силы. Но камни вступали с людьми в общение, они предупреждали, объясняли, успокаивали, в критических случаях давали сигналы для спасения. Егор называл такой камень русским словом оберег, англичане - тайкером (от take care), сербы - бржемом.

Там, в Панкиси, обереги имели Вахид и Степан, а когда прибился к ним Николай, Вахид, почувствовав, как тот незащищен, положил свой оберег ему в карман. Добираясь в Забабашкино, Николай понял значение камня. Это случилось на перегоне Лисичанск - Харьков. Дрались два десантника, насмерть. Битый и слабый, Николай все же непременно ввязался бы в драку, но что-то вывело его в тамбур. Полез за папиросами, в кармане - камень. На него смотрели зеленые глаза турмалина. «Они обречены, - говорили ему глаза. - Ничего изменить нельзя. Ты будешь нужен в другом случае».

Я знаю все это от камня, который получила от Николая. Я думаю: разве я тот, другой случай? Сто?ю ли такого дара?