Максанс Фермин - Опиум

Они долго в благоговейном молчании шли по долине и наконец подошли к мануфактуре, где трудилось множество женщин.

Вооруженный охранник поклонился им. Ван кивнул ему и повернулся к своим спутникам:

— Тут изготавливают лучший в мире чай. Сюда привозят и здесь перерабатывают по древним рецептам весь чай, который собирают люди Лю Чэна. Широко откройте глаза и смотрите.

Чарльз Стоу увидел подлинный ковер из чайных листьев, сохнущих на солнце. Сотни женщин, стоя на коленях, сортировали листья для разных сортов чая. Испытывая невероятное волнение, он смотрел на эту сказочную и в то же время совершенно реальную картину. На это изумрудное море, в котором двигались в полном молчании серебряные и золотые рыбы.

Сорта чая носили поэтические и волнующие названия.

— Пи Ло Чан и Лун Чин , — произнес Ван.

— «Нефритовая спираль весны» и «Колодец дракона», — перевел Пирли.

Прохаживаясь по мануфактуре Вана, Чарльз Стоу открыл место, где обрабатывался лист самого высшего, исключительного качества. Он взял несколько листков, растер в пальцах и вдохнул запах. Головокружительный, волшебный аромат.

Ван последовал его примеру, потом повернулся к нему и сказал:

— А вот второй секрет: не бывает превосходного чая без превосходной обработки листьев.

Через некоторое время Ван объявил им:

— Я вынужден вас покинуть. Меня призывают дела. Увидимся вечером за ужином.

Он ушел, оставив в распоряжении британцев одного из своих людей. Стоу и Пирли молча смотрели, как он удаляется. Когда Ван, скрылся Чарльз Стоу спросил у Пирли:

— Так ты это хотел мне показать?

Пирли испытующе взглянул на него и, понизив голос, словно сообщал некую тайну, ответил:

— Да. Но ты увидел всего лишь надводную часть айсберга. Здесь Ван обрабатывает чайный лист. Сам же он чай не выращивает. И, кроме мануфактуры, ему ничего не принадлежит.

— Но ведь эта долина…

— Эта долина — мелочь. Всего лишь ворота в царство Лю Чэна. За этими горами выращивается столько чая, что его хватит, чтобы утолить жажду всего мира.

Пирли указал куда-то за горизонт.

— Там живет Лю Чэн, подлинный владыка чая. Но увидеться с ним невозможно.

— Почему?

— Как всякому могущественному человеку, ему приходится укрываться в прочном панцире, чтобы защитить себя от угрожающих ему опасностей. Но что может быть лучшей защитой, чем невидимость?

— Значит, ты ни разу не видел его?

— Ни разу. Говорят, он окутал себя такой таинственностью, что никто никогда не видел его лица.

Чарльз Стоу, пораженный тем, что ему сообщил Пирли, задумался.

— И Ван тоже не видел?

Ирландец отрицательно покачал головой.

— Но почему?

— Всем, кто удостоился привилегии видеть его, отрубили голову.

Чарльз Стоу вздрогнул.

К вечеру пошел дождь. Вереница женщин потянулась в Хучжоу, и была она похожа на яркую змею, скользящую среди изумрудной листвы.

Оба британца еще долго оставались на мануфактуре, отбирая самые лучшие партии чая. А потом долго молча стояли, любуясь зеленым пожаром чайных кустов, гаснущим вместе с сумерками.

Ужин у Вана оказался грандиозным пиршеством, устроенным в честь иноземных гостей. На нем подавались на серебряных подносах пятьдесят перемен блюд, а чая было столько, что хватило бы сделать еще полноводнее все реки Китая.

Ван был человек богатый и могущественный. И похоже, это сознавали все приглашенные на пир.

Когда гости кончили есть, Ван хлопнул в ладоши, и тотчас появились двадцать женщин, которые поднесли каждому сотрапезнику горячую, пропитанную благовониями салфетку.

Потом вышел оркестр, и гостей обносили беловатым, приправленным пряностями ликером, от которого в горле словно бы полыхал огонь.

Чарльз Стоу не обращал внимания на Вана и Пирли. Сидя по-китайски, он не сводил глаз с только что появившейся незнакомки. То была китаянка. У нее были длинные черные волосы и миндалевидные глаза глубокого зеленого цвета. И она танцевала.

Англичанин в молчании любовался ею, запоминая каждое движение. Ощущение у него было, будто он присутствует на спектакле, который видит в первый и последний раз в жизни.

Когда она закончила танец, он подошел к ней и протянул чашечку ликера. Она улыбнулась и приняла. Красота ее была до того яркой и ослепительной, что казалось, будто в ней сохранен отблеск золота и отсвет детства.

— Кто эта женщина? — спросил Стоу у Пирли.

Тот пристально посмотрел на него и ответил:

— Спроси у Вана.

В этот момент к ним подошел Ван и объявил:

— Позвольте представить вас той, кто была женой Лю Чэна.

Когда танцовщицы удалялись, пир продолжился и затянулся до поздней ночи. Однако после ухода китаянки с зелеными глазами Чарльз Стоу утратил всякий интерес к пиру, который был устроен и в его честь. После десерта, на который в качестве прохладительного подали десять корзин фруктов, он, ни к чему не притронувшись, попросил позволения уйти.

— Прием был чудесный. Я сохраню память о нем до конца своих дней, — сказал он с поклоном Вану.

Китаец поблагодарил его и пожелал ночи, полной приятных сновидений и благоухающей жасмином.

Пирли не последовал примеру своего соотечественника.

— Понимаешь, Чарльз, сейчас принесут спиртное. Так что приятной тебе ночи.

— И тебе приятной ночи.

И Чарльз Стоу удалился в отведенные ему покои.

Всю эту ночь он не мог сомкнуть глаз. Перед ним неотступно стояла зеленоглазая китаянка, исполняющая танец, все движения которого были замедленны и строго размеренны. Ощущение было, будто смотришь в витрине антикварной лавке на безостановочное кружение автомата под однообразную, повторяющуюся мелодию. И вдруг понимаешь, что ты всегда желал иметь именно эту старинную вещицу, обладающую каким-то колдовским очарованием, хотя по-настоящему никогда не искал ее.

На следующий день оба британца покинули дом Вана и возвратились на берег Зеленой реки: Пирли собирался отплыть на джонке в Шанхай.

Процессию открывал Ван, за ним следовали десяток кули, и каждый нес на плечах ящик с чаем, весивший столько же, сколько он сам. Пирли и Стоу, хоть и были неплохими ходоками, едва поспевали на скользких, покрытых грязью тропах за ними.

В какой-то момент ирландец повернулся к шедшему за ним Стоу и сказал:

— Понимаешь, очень важно неотступно следить за кули, чтобы они ни разу не опустили ящики на землю. На берегу реки земля до того влажная, что качество чая ухудшится за считанные минуты.

— А как же они отдыхают?

— Стоят, прислонившись к дереву.

— Но если деревьев рядом нет?

— Ложатся на землю и ставят ящики с чаем себе на грудь.