Кристофер Мур - Практическое демоноводство

– Слегка утратил власть над собой, не более. Ничего серьезного. Неужели вы бы предпочли, чтобы я превратил этого неуклюжего олуха в змею, вечно глодающую собственный хвост?

– Нет-нет, выругаться – в самый раз. Хотя, став змеей, Вэнс только выиграл бы. А ругались вы по-арабски, верно?

– Предпочитаю этот язык за его мелодичность.

– А я вот не умею по-арабски. Хотя понял каждое ваше слово. Вы сказали: “И пусть Налоговая служба вычтет стоимость твоих любимых овец, как расходы на развлечения”, правда?

– О, в гневе я могу выражаться цветистее и изобретательнее. – На лице араба сверкнула гордая улыбка. Его зубы были заточены и зазубрены, как у акулы. – Вы – избранный, Август Рассол.

– Почему именно я? – Рассолу удалось подавить недоумение и отбросить абсурдность происходящего.

В самом деле, если вселенная – хаос, то почему бы ему не сидеть на берегу и не разговаривать с арабским карликом, утверждающим, будто он Царь Джиннов, кем бы ни были эти чертовы джинны? Странно: Рассол находил странное успокоение в том, что жизнь продолжает подбрасывать ему доказательства его собственных предположений о природе мира. Он овладел дзэном невежества, и на него снизошло просветление абсурда.

Джан Ген Джан рассмеялся:

– Я избрал вас потому, что вы – рыболов, не поймавший ни одной рыбы. У меня к таким людям слабость еще с тех пор, как меня тысячу лет назад выловили из моря и выпустили из кувшина Соломона. После столетий в кувшине все члены ужасно затекают.

– И появляются морщины, судя по всему, – добавил Рассол.

Но Джан Ген Джан не обратил внимания на его замечание:

– Я нашел вас здесь, Август Рассол, когда вы прислушивались к шуму вселенной, лелея в своем сердце искорку надежды, подобно всем рыбакам. Но вы смирились с грядущим разочарованием. В вас нет любви, нет веры, нет цели. Вы станете моим орудием, а взамен я одарю вас тем, чего вам недостает.

Рассол хотел было оспорить суждение араба, но понял, что все сказанное – правда. Просветление снизошло на него ровно на тридцать секунд, и он снова вернулся на тропу вожделения и кармы. Постнирванная депрессия, подумал он.

Рассол спросил:

– Простите меня, о Повелитель, но кто такие – эти самые джинны?

Джан Ген Джан сплюнул в прилив и выругался, но Рассол на этот раз языка не понял, и голубые вихри воздух не рассекали.

– Джинн – это я. Джинны – перворожденные. Задолго до первых людей мир принадлежал нам. Неужели вы не читали сказок Шехерезады?

– Я думал, это просто сказки.

– Клянусь лампой в мошонке Аладдина, человек! Всё на свете – сказки. Что еще есть в мире, кроме сказок? Сказки – вот единственная правда. Джинны знали это. У нас была власть над собственными сказками. Мы строили свой мир, как хотели. И в том была наша слава. Иегова создал нас расой творцов, но потом в нем пробудилась ревность. И тогда он отправил против нас Сатану с его воинством. Джиннов сослали в преисподнюю, где мы больше не могли сочинять сказок. А Иегова сотворил существо, не умеющее творить, дабы оно преклонялось перед Творцом.

– Человека? – спросил Рассол.

Джинн кивнул.

– Но Сатана, низвергнув нас в преисподнюю, осознал нашу силу. Осознал, что сам он – не больше, чем прислужник, тогда как джиннов Иегова наделил силой богов. И Сатана вернулся к Иегове и потребовал себе такой же силы. Объявил, что ни он, ни его воинство не станут служить ему, пока не получат силы творить.

Иегова разгневался. Сатану он отправил в ад, где этот ангел мог наслаждаться всей властью, которой пожелает, – но лишь над своим непокорным воинством. А чтобы унизить Сатану еще больше, Иегова наплодил новых существ и наделил их силой управлять своею судьбой, сделал их повелителями собственного мира. А Сатану заставил наблюдать за всем этим из ада.

Существа эти были пародией на ангелов – физически походили на них, но ни изящества ангельского, ни разума у них не было. А поскольку раньше Иегова уже совершил две ошибки, он сделал этих существ смертными, чтобы не слишком высовывались.

– Вы утверждаете, – перебил его Рассол, – что человеческая раса была создана, только чтобы позлить Сатану?

– Совершенно верно. Иегова бесконечен в своей склонности пакостить.

Задумавшись, Рассол пожалел, что в раннем возрасте не стал преступником.

– А что стало с джиннами?

– Нас лишили формы, силы и цели. Преисподняя безвременна и неизменна – и невыносимо скучна, как приемная у врача.

– Но вы же сейчас здесь, а не в преисподней.

– Терпение, Август Рассол. Я расскажу вам, как попал сюда. Видите ли, на Земле прошло много лет, и нас никто не беспокоил. А потом родился вор Соломон.

– Вы имеете в виду Царя Соломона? Сына Давида?

– Вор! – сплюнул джинн. – Попросил у Иеговы мудрости – якобы построить великий храм. И чтобы помочь в этом, Иегова дал ему большую серебряную печать, которую Соломон таскал с собой в скипетре, а еще Иегова научил его, как вызывать из преисподней джиннов – чтобы те горбатились на него, как рабы. Соломону была дана власть над джиннами на Земле, которая по праву должна была принадлежать мне. Мало того – ему даровали власть вызывать из преисподней низвергнутых ангелов. Сатана пришел в ярость, узнав, что власть его получил смертный. Но в том и состоял подлый план Иеговы.

Сначала Соломон вызвал меня – помочь ему построить храм. Разложил передо мною планы постройки, и я рассмеялся ему в лицо. Чуть-чуть сложнее каменной уборной. Воображение его было столь же ограниченно, как и умишко. Тем не менее, я приступил к работе: клал один камень за другим, по инструкции. Я мог бы построить храм в единый миг, если бы он меня попросил, но вору не хватило соображения: он привык к тому, что строить храмы – дело смертных.

Работал я медленно, ибо даже под пятой вора отбывать срок на Земле гораздо приятнее, чем в пустоте преисподней. Через некоторое время я убедил Соломона, что требуется помощь, и мне выделили рабов. Строительство пошло еще медленнее: пока горстка рабов трудилась, остальные стояли рядом и трепались о своих мечтах о свободе. Я заметил, что такие методы используются и поныне, когда у вас прокладывают шоссейные дороги.

– Так принято, – заметил Рассол.

– Соломону не понравилось, что работа идет медленно, и он вызвал из преисподней одного из низвергнутых ангелов – воина-серафима по имени Цап. Тут у царя и начались неприятности.

Цап некогда был высоким и красивым ангелом, но срок в аду, где он пропитался собственной горечью, изменил его. И перед Соломоном Цап предстал приземистым уродцем, не больше карлика. Кожа у него стала, как у змеи, а глаза – как у кошки. Таким мерзким он был на вид, что Соломон не мог позволить, чтобы его увидели люди Иерусалима, и он сделал демона невидимым для всех, кроме себя самого.