Алексей Андреев - Вторая осада Трои

Кроме этих мелких и сугубо приватных инсинуаций, ничто больше жизнь молодых не омрачало — до той поры, пока Сёму не навестила костлявая.

Нехорошо это получилось с ее стороны, неделикатно. У людей только, можно сказать, новая жизнь на старом Сёмином месте наладилась, только они так удобно все обустроили — расширили и без того немаленькое поместье, переименовав его — с подачи все того же журналиста — из нескромного Троесёмова (якобы была здесь когда-то такая деревенька) в еще более нескромную, зато благозвучную Трою, приобрели два вертолета — основной и запасной, пристроили открытую галерею, оснастив ее тепловыми пушками, чтобы можно было выйти из дома как есть и прогуливаться на свежем воздухе в любую погоду, запустили в оранжерею всяких райских птиц и в бассейн — карликового бегемота Борю — не иначе в память о подельнике или его усопшем покровителе, а тут на тебе — ложись да помирай!

И Сёма помер — а куда деваться? С этой заразой не поторгуешься, на понт ее не возьмешь и на кривой козе не объедешь.

На поминках-то все и началось…

Собралось там много непростого народа — из самой Москвы внушительная делегация приехала, понимая: сегодня уважишь ты — завтра уважат тебя. Хотя, конечно, тьфу-тьфу — по такому поводу лучше как можно позже. А тут еще и наследство осталось немереное — вдове точно не удержать. Значит, будет передел. Лишь идиот при подобных раскладах бы не уважил.

Проходили поминки в областном театре — покойный это место любил. Сначала из-за актрисок молоденьких, а после возвращения — уже так, бескорыстно. Вход был строго по пригласительным, милиция их начинала проверять за несколько кварталов от центральной площади — и так вплоть до оцепленного по периметру въезда — посторонним не проскользнуть.

Пока подтягивались и отогревались после кладбища, вспоминали, как совсем недавно почти в том же составе были здесь, чтобы Сёму отбёздить , и ничего ведь не предвещало, ну надо же, а, такая подлянка; обсуждали, что вот, говорят, было у него припасено место в столице, на самом Новодевичьем, неподалеку от Ельцина, однако в последний момент передумал и завещал закопать себя тут, рядом с родителями — большой скромности был человек и патриот настоящий родного края. Как же мы теперь без него?.. И все дружно вздыхали, а дамы осторожно поводили перед глазами кружевными платочками, изображая промокание слез.

Все было чинно, минорно и благопристойно — до того момента, как появилась вдова. Появилась после всех — ездила домой переодеваться. Как оказалось, это ей тоже покойный завещал: чтобы на поминках была обязательно в том платье, что он купил ей во время свадебного путешествия — на показе в Париже, буквально вырвав из рук одной итальянской киноактрисы. Нетрудно догадаться — какой.

И когда она вошла в нем и медленно-медленно поплыла — в черном, переливающемся, искристом, полупрозрачном, почти спадающем со смугломраморных плеч, с головокружительным декольте спереди и шуршащем позади шлейфом, который струился по полу, поднимался, не доходил до пояса и замирал кокетливым бантом перед прекрасной обнаженной спиной и тем, во что она, уже интимно раздваиваясь на две чуть подрагивающие упругие половинки, плавным изгибом начинала перетекать… о-о-о!.. это было зрелище!.. За такой проход любая голливудская звезда полжизни бы отдала — и ни секунды не пожалела!

Покойник был тут же забыт.

Все замерли, вытаращив до неприличия глаза, затаили дыхание и лишь спустя немалое время мужская часть присутствующих смогла шумно, с каким-то придушенным стоном выдохнуть, а женская, напротив, — со зловещим всхлипом вдохнуть.

Ну а когда это восхитительное видение проплывало мимо, открываясь нежнейшей спиной, кое-кто, сглотнув слюну, вспоминал наконец о Сёме. В том плане, что если бы не зима и если бы вдова точно в таком же вот виде склонилась над гробом на кладбище, уронив прозрачную слезу — он бы точно воскрес! По крайней мере — восстал . Как и любой на его месте… Может, он именно этого и хотел, да она перепутала? Или побоялась замерзнуть?

Хорошо, что следом за ней шел, сотрясая пол и упираясь тяжелым взглядом поочередно в каждого возбудившегося, давний Сёмин подручный — он же телохранитель — Заза. А то ведь неизвестно, чем бы могли поминки закончиться — публика-то была сплошь избранная , давно отвыкшая себе хоть в чем-то отказывать, а тут такой вызывающий соблазн, ничьим авторитетом уже не защищенный. Звероватый же вид могучего, как утес, абрека с грубым шрамом на пол-лица, мелкими глазками, похожими на два кусочка слюды, утопленными глубоко в череп, расплющенным носом, бугристым телосложением и огромными ручищами до колен быстренько охолаживал. Ясно было, что этот питекантроп одним пальцем удавит и не поперхнется! Как не однажды, говорят, и случалось. Еще говорили, что как-то, защищая на стрелке хозяина, Заза впал в такое неистовство, что один урыл дюжину вражеских бойцов с ножами, битами и вполне себе огнестрельными пукалками . Перевернув попутно три их джипа. И даже хотел самого борзого из них тут же живьем съесть — по крайности чего-нибудь жизненно важное у него отгрызть, — да хозяин отговорил, предупредив о несварении.

Возможно, сам Сёма эти слухи и распускал — он на такие дела был мастак, сарафанное радио умел использовать на все двести. Но проверять это на себе ни у кого желания не было, поэтому от Зазы на всякий случай держались подальше.

Вот и сейчас все, даже несведущие московские гости, под его взглядом сразу обретали целомудренно-скорбный вид.

Все, кроме двух человек — двух отставных генералов.

Один из них был генерал Мотнёв — прозвище, несомое им по жизни, думается, указывать излишне. Если бы не оно, он бы давно маршалом стал. Но вместо этого три года назад был внезапно отправлен в отставку. Формально — за какие-то мелкие шалости: не то бронетехнику и истребители продал на Ближний нам Восток под видом металлолома, не то несколько многоквартирных домов у военных очередников умыкнул, не то секретные объекты иностранцам в бессрочную аренду сдал, не то отписал нужным людям контракты на снабжение войска продовольствием, которое оказалась давно просроченным, да и вообще несъедобным, из-за чего шестьдесят задохликов еле выжили, а семеро так и не смогли. А может, и за все вместе. В любом случае за такую мелочевку таких людей в отставку не отправляют — наоборот, очередную награду Родины дают к удобной дате, — если ты только кому-то дорогу не перешел и просто повод не понадобился. Выяснить, кому именно, генералу труда не составило — этот кто-то тут же его место и занял, расставшись наконец с надоевшей приставкой «зам». И ощетинился по всем фронтам, понимая: поверженный начальник не простит, война неизбежна.