Клас Эстергрен - Джентльмены

Признанный харизматик Стене Форман не оставил Лео равнодушным. Правда, после обеда в «Зальцерс» Лео не дал определенного ответа, сохраняя скептическое отношение к предполагаемому сотрудничеству с еженедельником «Молния», которое могло запятнать его репутацию на всю оставшуюся жизнь. А Лео хотел оставаться незапятнанным.

Но идея его захватила. Стене вовсю расписывал, какой сенсацией станет их совместная работа, если все пойдет как надо: премия за лучшее журналистское расследование, репортеры на службе человечества, космические тиражи, внушительные доходы и так далее. Хотя пока следовало хранить молчание, некоторые вещи должны быть «hot stuff» и «off the record», [57] Сенсационные и не для записи («без протокола») (англ.). как говорят в Белом Доме. Лео не профессионал, и ему следует запомнить, что в этой области некоторые вещи могут быть «off the record», и тогда надо держать язык за зубами. Все, что сказал Стене, должно остаться между ними. Ни слова посторонним, иначе все пропало.

Несмотря на накопившуюся усталость, Стене оставался выдающимся режиссером более или менее значительных скандалов. Он умел раздувать пустяковые дела до гротескных размеров, очаровательно сверкая глазами, как заправский жулик. Прошло совсем немного времени, и Лео позвонил главному редактору, чтобы сообщить о своей готовности участвовать в проекте. Он был готов связаться с этим Хогартом, «off the record» — не ради денег или славы, а ради Вернера Хансона. Может быть, парень придет в себя, если узнает, что стало с его отцом, может быть, именно это ему и нужно.

Итак, мартовским днем семьдесят пятого года Лео Морган в роли Иисуса набрал строго секретный номер старого газетчика Эдварда Хогарта, выданный ему Стене Форманом. Лео делал это исключительно ради Вернера Хансона, ради его утраченного отца.

Однако голос, повторивший в ответ телефонный номер — цифра за цифрой, словно загнанный вор, пытающийся запомнить код банковского сейфа, — скорее, говорил о том, что битва проиграна. Хогарт, очевидно, был очень старым человеком и, когда Лео представился, изложив свое дело, не проявил особого интереса к вопросу, более того — выразил полнейшее нежелание встречаться с кем бы то ни было для каких бы то ни было разговоров.

Собрав волю в кулак, Лео вежливо объяснял собеседнику, как тепло Стене Форман отзывался о многолетней журналистской деятельности господина Хогарта. Как же, как же, тот признал, что знаком со Стене Форманом и с его выдающимся отцом. Старик припомнил юного Формана, который подавал большие надежды, но заметил также, что не особо следил за деятельностью семейства в последние годы. Название «Молния», разумеется, не внушало ему иллюзий относительно этических норм издания, однако последнее, вероятно, представляло важный противовес монополии.

Пожилой господин был готов попрощаться и положить трубку, когда Лео произнес имя Хансона, назвав основную причину, по которой он отважился на этот звонок.

И это подействовало. Сначала старик умолк. Больная тема, понял Лео и принялся спокойно рассказывать о своем знакомстве с Вернером Хансоном, который на протяжении долгих лет желал выяснить, что же произошло на самом деле в сорок четвертом году, когда его отец загадочным образом исчез из поля зрения окружающих. Лео необычайно красноречиво излагал подготовленный материал до тех пор, пока старик не перебил его.

Очевидно, все это время чувства Эдварда Хогарта накалялись и в конце концов температура достигла критической отметки, ибо он внезапно разразился сбивчивой и пламенной речью о том, что занимается этим «делом» уже десять лет и что никто не сможет заставить его замолчать. Все это «шантаж», и его молчания можно добиться только через его труп, если им нужны новые трупы.

Произнеся все это, Эдвард Хогарт бросил трубку.

«Смерть — драгоценный камень, рыба-удильщик, / окаменевшая, как воплощенье покоя…» — вот одна из заметок в рабочей тетради Лео периода «Аутопсии». Запись о рыбке-удильщике — одна из самых удивительных в этой тетради.

Стене Форман закинул крючок, Лео Морган клюнул. Лео Морган закинул крючок, Эдвард Хогарт проигнорировал наживку. Продолжая морскую тему: речь шла скорее о сети, чем о леске, Лео не проглотил бы наживку — он, сам того не ведая, запутался в необозримо огромной сети, которая охватывала все общество. Именно поэтому строки о рыбе-удильщике так поражают.

Латинское название удильщика — Antennarius Commersoni. Эта рыба «имеет особое плавниковое ответвление, которое служит приманкой для более мелких рыб; благодаря этому неповоротливая и медлительная рыба-удильщик добывает себе пропитание, почти не охотясь». Рыба-удильщик невероятно уродлива. Возможно, это самая уродливая рыба, которая только водится в наших водах. Она лежит на скалах или на морском дне, выставив вперед антенну — словно необычайно длинный нос — и приманивает мелких рыбешек, чтобы тут же отправить их в свою жуткую пасть. Наблюдая за Antennarius Commersoni — а натуралисту Лео приходилось это делать, — можно увидеть воплощение всей западной цивилизации с ее соблазнами, приманками и ловушками. Дело Хогарта во многом перекликалось со способом охоты, который использует рыба-удильщик. Рыбка за рыбкой подплывали к приманке, чтобы через мгновение оказаться в ядовитой пасти хищника. Слово «Commersoni» вызывает ассоциации с коммерцией, торговлей, бизнесом и капиталом. И это вполне правильный ход мысли. Речь шла в первую очередь о деньгах и «гешефте».

Но Лео Морган не страдал золотой лихорадкой — он никогда не любил деньги. Деньги — единственное, чего он не собирал, будучи мальчишкой. Во взрослой жизни его мировоззрение и отношение к жизни сводились к воздержанности и стоицизму. Эта воздержанность диктовала весьма прохладное отношение ко всему, что олицетворял Генри. Лео никогда не мечтал о славе и богатстве, Генри же трудился в поте лица, расчищая сырой, вонючий, затхлый подвал на Сёдере, теша себя мыслью о сокровищах. При любой возможности Лео поддевал Генри, высмеивая его ребяческую мечту.

Лео стремился к правде, любой ценой. Загадки существовали для того, чтобы их решать, развеивать таинственную дымку, ритуалы следовало нарушать, мистику — уничтожать как преступную помощницу угнетателей. В каждом закоулке скрывалась правда, и Лео обнаружил еще один такой закоулок. Он стремился срывать покровы с тайн, и теперь перед ним стояла задача, заставившая его мобилизовать все нравственные силы: узнать тайну старого газетчика Эдварда Хогарта.

Лео долго думал, одержимый этой мыслью, и, наконец, написал письмо. Он создал изысканное послание, рассказав о себе, о том, почему он разыскал этого пожилого господина и почему он так высоко ценит правду. Понятие истины — фундамент нашей философской традиции, и Лео не составило труда сочинить длинное, крайне содержательное и для такого дилетанта, как Эдвард Хогарт, несомненно, поучительное послание об истине.