Джозеф Хеллер - Лавочка закрывается

— Разве у вас там нет хорошей юридической фирмы?

— Мы хотим нанять все хорошие юридические фирмы, чтобы ни одна из них никогда не смогла принять участие в действиях против нас.

— Нам нужно влияние, — объяснил Уинтергрин, — а не какое-то сраное крючкотворство. Если у нас будет это сраное влияние, то нам никогда не понадобится ни это сраное крючкотворство, ни эти сраные адвокаты. Йоссарян, с чего мы должны начать, если мы хотим заполучить всех лучших законников в Вашингтоне?

— Вы уже думали о Портере Лавджое?

— О С. Портере Лавджое? — При звуке этого имени не устоял даже Уинтергрин, которого на мгновение охватил священный трепет.

— А ты можешь связаться с Лавджоем?

— Я могу связаться с Лавджоем, — небрежно бросил Йоссарян, который ни разу не встречался с Лавджоем, а лишь однажды связался с ним, просто позвонив в его юридическую фирму как представитель богатого клиента, ищущего за соответствующее вознаграждение услуг кого-нибудь, искушенного в вашингтонских интригах.

Милоу сказал, что Лавджой — волшебник. Уинтергрин сказал, что Лавджой охеренно хорош.

— Мы с Юджином сходимся в том, — сказал Милоу, — что хотим заполучить еще и тебя в качестве консультанта и представителя, конечно, на неполный рабочий день. Только когда ты нам будешь нужен.

— Для особо важных дел.

— Мы дадим тебе кабинет. И визитную карточку.

— Вы дадите мне кое-что побольше, — сказал Йоссарян подчеркнуто вежливым тоном. — Вы уверены, что я вам по средствам? Вам это будет стоить кучу денег.

— У нас есть куча денег. А для старого друга, вроде тебя, мы готовы раскошелиться. Сколько ты хочешь, если мы возьмем тебя с испытательным сроком на один год?

Йоссарян сделал вид, что задумался. Цифра, которую он собирался назвать, пришла ему в голову мгновенно.

— Пятнадцать тысяч в месяц, — отчетливо выговорил он наконец.

— Пятнадцать долларов в месяц? — еще более отчетливо произнес Милоу, словно уточняя.

— Пятнадцать тысяч в месяц.

— Мне послышалось «сотен».

— Юджин, скажи ему.

— Он сказал тысяч, Милоу, — мрачно сделал одолжение Уинтергрин.

— У меня плохо со слухом, — Милоу сильно подергал себя за мочку уха, словно наказывая непослушного ребенка. — Я подумал, что пятнадцать долларов будет маловато.

— Тысяч, Милоу. И за все двенадцать месяцев, хотя я, вероятно, и буду работать только десять. Летом я обычно беру двухмесячный отпуск.

Он порадовался собственной наглости. Но будет здорово иметь свободное лето; может быть, он вернется к своим старым литературным замыслам — пьесе и комическому роману.

В задуманной им пьесе, перекликающейся с «Рождественской песней», он собирался изобразить Чарльза Диккенса и его многочисленную родню за рождественским обедом, когда это семейство пребывало в крайнем разладе незадолго до того, как сей меланхоличный литературный архитектор сентиментальных добрых чувств возвел внутри дома кирпичную стену, чтобы отделиться от жены. Блестящий комедийный роман Йоссаряна уходил корнями в роман «Доктор Фаустус» Томаса Манна и строился вокруг юридического спора о правах на вымышленный и зловещий шедевр для хорового пения, созданный Адрианом Леверкюном и названный на этих страницах «Апокалипсис»; этот шедевр, предвосхищавший появление Гитлера, исполнялся, по утверждению Манна, один лишь раз в Германии в 1926 году и этот раз, вероятно, был и последним. Одной стороной этого судебного процесса были наследники музыкального гения Леверкюна, создавшего это поразительное сочинение, а другой — преемники Томаса Манна, который выдумал Леверкюна и описал и озвучил этот пророческий, вызывающий ужас и благоговейный трепет, незабываемый и единственный в своем роде опус прогресса и уничтожения, в котором нацистская Германия была одновременно символом и темой. Йоссаряна в обоих этих замыслах привлекала их полная неосуществимость.

— Пятнадцать в месяц, — подвел, наконец, итог Милоу, — из расчета двенадцати месяцев в год даст…

— Сто восемьдесят, — лаконично подсказал ему Уинтергрин.

Милоу кивнул; по его лицу трудно было догадаться о его чувствах.

— Тогда мы согласны. Ты поработаешь на нас в течение года за сто восемьдесят долларов.

— Тысяч , Милоу. Сто восемьдесят тысяч долларов в год плюс расходы. Скажи ему еще раз, Юджин. И выпиши аванс на три месяца. Мне всегда так платят — поквартально. Считайте, что С. Портер Лавджой уже у вас в кармане.

Выражение страдания на лице Милоу было привычным. Йоссарян знал, хотя и не собирался в этом признаваться, что, начиная с этого дня, у него ни разу не было серьезного недостатка в деньгах, за исключением таких необычных ситуаций, как разводы и последовательные протечки налоговых крыш через двенадцать лет после их сооружения безупречными специалистами.

— Да, кстати, — в конце Уинтергрин отвел его в сторону, — по поводу твоего сына. Пусть он официально обоснуется в черном квартале, где у призывных комиссий нет проблем с выполнением квот. А остальное обеспечат боли в пояснице и письмо от доктора. Один из моих сыновей сейчас технически проживает в Гарлеме, а два племянника формально обитают в Ньюарке.

Йоссарян чувствовал, что они с Майклом предпочтут бегство в Швецию.

С. Портер Лавджой и Г. Нудлс Кук с того самого дня, когда Йоссарян свел их, испытывали друг к другу симбиотическую приязнь; ответного теплого чувства у Йоссаряна не возникало ни к Нудлсу, ни к С. Портеру Лавджою, которого он и видел-то всего несколько раз.

— Я перед тобой в долгу за это, — сказал ему впоследствии Нудлс.

— И не только за это, — счел необходимым напомнить ему Йоссарян.

С. Портеру Лавджою, седоволосому, двухпартийному и здравомыслящему, как неизменно характеризовала его дружественная пресса, несмотря на его годы, по-прежнему жилось легко. Он был своим человеком в Вашингтоне и в течение почти полувека — привлеченным членом Коза Лоро, а к сегодняшнему дню заслужил право, как любил он размышлять вслух в присутствии слушателей, несколько сбавить темп.

Общественности было известно, что его часто приглашали в правительственные комиссии, чтобы найти оправдания, и в соавторы докладов, чтобы отстоять позиции.

Частным же образом он был ведущим партнером и главным советником принадлежащей Коза Лоро вашингтонской юридической фирмы Атуотера, Фицуотера, Дишуотера, Брауна, Джордана, Куэка и Капоне. Благодаря своему аристократическому авторитету и безукоризненной репутации, он в этом своем качестве мог свободно представлять любых понравившихся ему клиентов, даже если их интересы и шли вразрез друг другу. Происходя из одного из пограничных штатов, он не отрицал своих многосторонних семейных связей — с северянами он мог говорить с мягким акцентом южного джентльмена голубых кровей, а в разговорах с южанами речь его приобретала нотки бостонской изысканности. Его партнер Капоне был смуглолиц и плешив и вид имел довольно непрезентабельный и мрачноватый.