Моника Али - Брик-лейн

— Экхем-м-м, — произнесла Разия, притворно откашливаясь, — эк-кхе-кхемм.

Покачала головой, выпятила губы и пожевала ими:

— «На пороге Азраил. Как ни отворачивайся. Эта женщина стара. Это старая женщина».

Назнин засмеялась:

— Муж мой, ты всегда прав.

Разия тоже металлически засмеялась. Назнин столько раз слышала этот хлопок смеха и все равно каждый раз вздрагивает. Обернулась: заперта ли дверь? Девочки в своей комнате, делают уроки; нежелательно, чтобы они слышали, как Разия откалывает шуточки в адрес их отца.

— Хотя смеяться особо не над чем. Когда сидишь за машинкой, портятся руки, глаза и спина. — Разия пожала плечами. По британскому флагу пробежала рябь. — Мне все равно. Для чего еще тело нужно? Я им распоряжаюсь только для собственных детей. Все, чего я хочу, — чтобы они не повторили мой путь. И чтобы в доме было уютно. Новые стулья, новый диван — и никаких бэушных зубных щеток. Вот для чего я работаю.

— Как Тарику Интернет?

— «О'кей-ма», — ответила по-английски Разия. — На все постоянно: «О'кей-ма». Мальчики считают, что меня так и зовут: О'кей-ма.

— Сколько ему еще учиться?

— Еще года два-три. Откуда я знаю? Спроси у мужа, сколько парень должен учиться. Смотря какой длины у тебя стена и какого размера сертификат.

Назнин захихикала. Но стоит ли разрешать Разии так вольно упоминать о Шану? Тем временем хихикалки заполнили нос, она фыркнула, дрыгнула ногами и упала на бок рядом с подругой.

— Что уж тут поделаешь, — сказала Разия. — Раз место на стене еще есть, получай по попе.

— Хватит. — Назнин вытерла глаза. Выпрямилась.

— Надеюсь, стену Тарик завесит быстро, потому что его учеба стоит мне здоровья. Сколько ни дай, ему все равно мало. «Ма, дай двадцать фунтов на учебники». А я ему вот только накануне дала двадцать фунтов. Я ему говорю, что в деревне — один учебник на пятерых детей. «О'кей-ма. Дай двадцать фунтов».

— Им нужны учебники. Тут уж ничего не поделаешь.

— Не только учебники. То-сё для компьютера. Диски, драйверы, коврики под мышь, миллион мелочей.

Разия взялась за тяжелый ботинок. Она замолчала, и Назнин вдруг увидела перед собой морщинистую женщину с артритными руками и неухоженным лицом.

— Он хороший парнишка, — сказала Назнин.

— Да-да. Хороший. Любит свою «О'кей-ма». Слишком много он учится. Такой тихий. Не выходит из комнаты. Я ему говорю: «Иди, погуляй с друзьями». А он мне: «О'кей-ма» и — к себе в комнату.

— Скоро у Шефали экзамены?

Разия откинулась на спинку и засунула руки в карманы. Достала пачку сигарет и одну из зажигалок. Это новшество окончательно убедило Шану, что Разия безнадежно пала. Назнин думала об освежителе воздуха и о том, не придет ли Шану раньше, чем уйдет подруга. Разия закурила, и светло-серые струйки из ноздрей смешались с седыми прядками волос.

— Скоро. А потом хочет отсрочку на год.

Разия стряхнула три последних слова, как экскременты с палочки.

— Что? — спросила Назнин. — Что такое отсрочка на год?

— Перед университетом. Она хочет целый год ничего не делать.

«Отсрочка на год» звучит официально, и Назнин решила, что не до конца поняла.

— Что ничего не делать?

Разия положила сигарету на столик с оранжевыми ножками и стеклянной столешницей и протянула Назнин плоские ладони:

— Вот левая рука — на ней ничего. Вот правая рука — на ней тоже ничего. Теперь скажи, как одно ничего отличается от другого?

— Ой-ой, сигарета.

Сигарета скатилась со столика и загорелась на зелено-лиловом коврике.

— Черт. Твой коврик испорчен.

— Ну не знаю, — ответила Назнин. — Если коврик зелено-лиловый, разве можно его еще сильней испортить?

Когда Шану вернулся, девочки чистили зубы. Он, шатаясь, прошел в прихожую и поставил на пол тяжелую картонную коробку. Снял с плеча холщовую сумку и тоже бросил. Тут же от стены отвалился еще один здоровый шмат штукатурки. На волосы Шану посыпалась пыль.

Он пару раз хлопнул в ладоши, как в ожидании похвалы делают люди, справившись с заданием.

— Вот, — сказал он, все еще не отдышавшись. — Теперь ты не скажешь, что я не выполняю твои просьбы. Вот, пожалуйста. — И просиял, глядя на Назнин.

Из ванной высунулись девочки.

— Идите сюда, посмотрите, что я принес вашей маме.

Девочки вышли в одних ночных рубашках и стали поближе к Назнин. Запах зубной пасты, запах мыла и такой откровенный запах маленьких чистых тел. Назнин еле сдержалась, чтобы не схватить их в охапку и не расцеловать сияющие головки.

— Знаете, когда я женился на вашей маме, я думал, что взял в жены простую деревенскую девочку и у меня не будет с ней проблем.

Дурачится напоказ. Закатывает глаза и надувает щеки.

— Но сейчас она важная дама. Ваш папа бежит и выполняет все, что она велит. Смотрите. Смотрите, что у меня в коробке.

Девочки подошли поближе. Биби потянула за коричневую пленку. Ее отодвинула Шахана и сама принялась за дело. И обе начали рвать коробку, засовывать туда руки и визжать.

— Нет, постойте. Пусть ваша мама посмотрит.

Назнин присела на корточки перед коробкой. Внутри швейная машинка, рядом шнур.

— Подарок на день рождения, — сказал Шану.

До дня рождения еще очень далеко.

— Заранее поздравляю.

— То, что я хотела.

Они никогда не отмечали дни рождения друг друга, только дни рождения детей.

— Давайте на ней что-нибудь сошьем, — сказала Биби.

Шану наклонился и расстегнул большую холщовую сумку. В ней оказался компьютер.

— А это на твой день рождения? — спросила Биби.

— Точно, совершенно точно! — засветился от счастья.

Компьютер поставили на обеденный стол, швейную машинку рядом. Нашли нитки и кусочек ткани. Назнин сломала иглу, Шану вставил другую, Назнин пришила кухонное полотенце к тряпке, которой вытирала полы.

— Вашей маме повезло, — сказал Шану девочкам, — ее муж образованный человек.

Шахана прострочила наволочку. Биби крутанула колесо и сбила натяжение нити. Шахана снова взялась за колесо, и Биби решила подержать ткань, чтобы не прыгала. Шану нашел, как установить строчку «зигзаг», и прострочил в этом режиме старые трусы. Назнин протерла бледно-зеленый корпус машинки, хотя на ней только старые царапины, которые просто так не вытрешь. Машинка потеплела от использования, и Назнин решила дать ей передышку.

— А теперь компьютер, — закричала Биби.

— Сейчас я все сделаю, — сказал Шану, когда девочки приклеились к экрану.

Последовали включения-выключения, нажимания кнопочек, пока экран не заурчал и не изменил черный цвет сперва на серый, а потом на голубой. Все это время Шану не прекращал комментировать свои действия: «Понимаете… А это называется… Этот проводочек надо… Руками не трогать никому… Я вам все покажу как…» Шахана заламывала руки, спрятав их в складки своей просторной рубашки. Ей хотелось сказать отцу, чтобы снял куртку. Назнин остановила ее умоляющим взглядом. Ведь у них в семье так редко бывает весело.