Анатолий Елисеев - Страна Эмиграция

Мирного инженера охватило предчувствие битвы. Выхватив из-под подушки револьвер, он смело вступил в бой с пороком. Прокричав что-то вроде «Стой! Стрелять буду!» (возможно, даже на русском языке — не до перевода было) Миша открыл беспорядочный огонь по грабителям.

Недостаток тренировки сказался — пулями оказалась пробита неповинная машина, разбито зеркало в приемной врача в доме напротив. Невредимые злоумышленники разбежались, «Тойота» была спасена.

Правда сосед, владелец «Тойоты» с того памятного дня с Мишей больше не здоровался. Почему? Может быть из-за урона нанесённого его машине, а может быть, как утверждали злые люди, потому, что «Тойота» была далеко не новой, но застрахованной и её владелец очень надеялся, что ее угонят, а может быть и сам организовал «угон».

Миша по праву получил прозвище «Вильгельм Телль» и с квартиры вскорости съехал.

Любовь к оружию привела Петю с самому пожалуй трагическому эпизоду в его жизни — он убил человека.

Дело было так. Где-то в Berea, в неоплаченной комнате без электричества проживала последние деньги семья — мать и два взрослых безработных сына. Жизнь повернулась к ним не лучшей стороной и нужно было что-то делать, причем срочно. Эмиграция и связанные с ней зигзаги судьбы иногда приводят к неожиданным решениям, которые вряд ли даже пришли в голову в регламентированной советской действительности.

После раздумий, как жить дальше, мама разработала план позволяющий ухватить за хвост синюю птицу удачи. Она предложила сыновьям ограбить магазин и пока их будут искать уехать в Израиль.

Дело было за малым, но главным — для вооруженного налета необходимо было оружие. Сразу вспомнили о Пете, с которым они были хорошо знакомы. Зная, что Петя не расстается с парой пистолетов, решено было под каким-то благовидным предлогом зазвать его в машину, вывезти в пустынное место и там, оглушив или пригрозив ножом завладеть оружием.

Все кончилось печально для семьи налетчиков, окровавленный — его все-таки ударили ножом — Петя вырвался из машины и уложил наповал одного сына, а второго надолго отправил в больницу.

Все в этом мире имеет начало и конец. Если правда, что написанное в нашей карме лишь награда или расплата за предыдущее воплощение, то чем-то Петя прогневал в прошлой жизни высшие силы.

Конец Пети был трагичным, хотя и типичным для Южной Африке. Жизнь его оборвалась на подъеме, когда, скопив деньги, он открыл свой собственный оружейный магазин. Однажды в его магазин вошли трое «покупателей»… Тем кто прожил хотя бы несколько лет в Йоганнесбурге не нужно продолжение. Говорят, что Петя пытался отстреливаться, даже ранил одного, но силы были неравны, а нападавшие были профессионалами…

Спи в мире, Петя! Может быть в последний момент утешением тебе была мысль, что умирал ты не на больничной койке съедаемый раком или сбитый с ног инсультом, а как настоящий мужчина, в бою, защищая свою честь и имущество.

Зал гудел. Гремели динамики. Сменяя друг друга звучали Сиртаки, арабо-израильские песни и столь экзотичные здесь, за тысячи километров от России «Та-Ту».

Перебивая и почти не слыша друг друга за ревом музыки, общались гости, неестественно, громко и визгливо смеялись дамы, басили мужчины, дым шёл коромыслом.

Давид справлял свое 50-летие.

В стеклянном аквариуме его ресторана были накрыты столы для самых близких друзей и по-видимому для нужных людей, а прочие выплеснулись в проход торгового центра, уже закрытого за последним покупателем.

Давид не ударил в грязь лицом, не поскупился: на каждом столе шагал куда-то по черной этикетке Johnny Walker, красовалась бутылка «Шираза», закуски, горячие блюда удовлетворяли любые изыски привередливых гостей.

Королевские креветки, устрицы и пирог с лососиной, огненное куриное карри, бычьи хвосты, жареная форель и тушеная баранина… Торты на любой вкус, мороженое, фрукты…

Сам именинник, бледный и взволнованный метался между кухней и гостями, успевал на ходу обменяться парой слов с каждым из них, пошутить с друзьями, пройтись в танце с очаровательными и просто приятными дамами, проверить все ли в порядке.

А за столами тяжело злились:

— Кого он только не наприглашал! Все говно собрал. Я лично с ними на одном поле срать бы не сел.

— Он думает, что они теперь в его ресторан ходить будут… Очень им надо, пожрут, выпьют и всё…

— Да он просто дурак, столько денег угробил и на кого?!

— А у самого ни друзей, ни бабы нет…

Это говорили люди, которых Давид считал своими лучшими друзьями, сидящие в почетном «аквариуме».

Что обсуждали за своими столиками другие гости — сказать не могу, я все же пытаюсь писать что-то документальное.

Продолжим лучше тему друзей.

Раздухарившийся и выпивший, как обычно больше других, толстенький и коротенький патриот Израиля, постоянно живущий в Южной Африке, вдруг загнул совсем уж несусветное:

— Да и вообще он пидарас! К нему сейчас его дружок приехал, но с женой — то-то Иосиф такой недовольный.

А сидящее рядом и выпившее не меньше лицо неопределенной национальности — не то белорусский еврей, не то русский белорус, мрачно заключило:

— Да я им морду набью!

Кому, зачем и почему собирался он набить морду — оставим на его нетрезвой совести.

Давид совсем не выглядел недовольным или расстроенным и искренне радовался собранному им людскому месиву.

А люди наполнявшие в этот вечер небольшой торговый центр были самые разнообразные и любопытные.

Рядом с нами сидел высокий, седой, благообразный хозяин сети закусочных «Анат», где за умеренную плату продавали шварму (или шаурму), фалафель и другие ближне-восточные «макдоналдсы». Его жена — видимо недалеко перешагнувшая сороколетие, чем-то похожая на Анджелу Девис (еще помните такую?) марроканка, создавала вокруг себя, танцуя, произнося тосты, просто двигаясь по залу, такое энергетическое поле, что было очевидно, что именно она и управляет всеми «Фалафель-Шаурма», разбросанными по просторам Африки чудесной, ухитряясь быть во всех торговых точках одновременно. Хотя наверное об этом говорила не столько её энергия, как одежда — восточный эквивалент прикида московских «хозяек жизни» образца 2003 (особенно туфли с такими узкими и длинными мысками, что нога тянула сразу размер на 45-ый), а главное лицо, напряженное, нервно-злое с деланной улыбкой-маской, лицо женщины умеющей командовать и любящей это дело.

Ближе к двери «аквариума» сидел «Папа», как мы немедленно окрестили его — невысокий, плотный мужчина лет 65, как будто сошедший с телеэкрана из серии «Сопранос». Около него постоянно вились «уважаемые люди из мафии», какими они нам показались. Возможно играло богатое воображение, но что-то групповое и криминальное в них явно было.