Марго Бервин - Оранжерейный цветок и девять растений страсти

— Это хорошо, потому что я как раз хотел с ней поздороваться.

— Ну так здоровайтесь.

— Лила дает мне разрешение поприветствовать тебя, — обратился Армандо к своей жене.

— Хорошо, — сказала Сонали.

Армандо прижал ее крошечное тело к своему огромному, при этом ее макушка утонула в его животе. Он ее прижимал и прижимал, пока я не почувствовала себя совсем неловко. Он обнимал жену как человек, только что вышедший из тюрьмы, словно не видел ее годы. Он прошептал мне, глядя на меня поверх ее головы, что, понятное дело, было для него очень просто:

— Я ее каждый день так обнимаю. Зачем ждать, пока соскучусь.

Чтобы не видеть этих неприличных объятии, я отвернулась и стала разглядывать дом. Везде, конечно, растения. Длинные изящные орхидеи свисали с полок над зеркалами. А сами зеркала были установлены над обогревателями, которые, в свою очередь, были закреплены напротив солнечных южных окон.

— Орхидеи моей жены. — Он еще сильнее прижал ее к своему животу.

Наконец Сонали обернулась.

— Маленький совет относительно орхидей. — Она решительно вступила в разговор, словно последние пять минут Армандо вовсе не прижимал ее к животу на виду у незнакомки. — Если помещать их над зеркалами напротив окон, отражение добавляет света к естественному солнечному. Тогда большую часть дня они окружены светом со всех сторон и даже снизу. В таких условиях они растут как сумасшедшие. Это заставляет их чувствовать себя свободными и жутко сексуальными.

— Как давно вы занимаетесь орхидеями?

— О, некоторые из них с нами уже лет двадцать или даже дольше. Не помню точно. Им здесь нравится, да и нам тоже. Это их дом в такой же степени, как и наш, а может, даже больше. Мы удовлетворяем их потребность в тепле и свете, а они — наше стремление к красоте. Вот так и радуем друг друга.

Она опять повернулась к Армандо и обняла его, меня это встревожило: я подумала, что больше уже никогда не увижу ее лица.

— Никогда не думала о красоте как о насущной потребности. — Я произнесла это как можно громче, надеясь их разъединить.

— Ну да, — невнятно промычала она ему в живот: одежда заглушала голос. — Поэтому-то мир так нуждается в художниках и растениях. Красота так же важна, как сон, еда или секс.

— Особенно секс, — вставил Армандо.

— Растения не могут передвигаться, но могут привлечь нас своей красотой и заставить ухаживать за ними, как дети используют свою беззащитность, чтобы получить то, что хотят.

— Нет ничего важнее секса. — Армандо опять ее обнял.

— Прекрати, Эрнесто.

— Эрнесто?

— Это не его имя, но я иногда его так называю, когда он лжет. И это держит его в разумных границах.

— Сонали и сама как растение. Смотри, как она одевается.

Я посмотрела на ее длинное черное кимоно, которое, на мой взгляд, никоим образом не напоминало растение.

— Подумай о розе флорибунде, которую я тебе дал. Каждый лепесток привлекает внимание к половым органам, которые при этом тщательно скрыты. Заметь, как одежда Сонали одновременно и привлекает взгляд к половым органам, и скрывает их.

Мне совсем не хотелось думать о половых органах Сонали.

— Совсем так же, как лепестки дразнят пчел, одежда дразнит взгляд. Если следовать примеру растений, никогда не ошибешься. — Его глаза следили за Соната.

— Не слушайте его. Он просто влюблен.

— И она знает, как поддерживать во мне эту влюбленность.

— Сколько лет вы вместе?

— С детства. Впрочем, мы и сейчас дети.

Они разом захихикали, как два маленьких ребенка. Или два маленьких заговорщика.

— Ну, теперь пошли, — сказала Сонали. — Я официально представлю вас моим орхидеям.

Мы подошли к окну.

— Они все из джунглей?

— Вы имеете в виду, не купила ли я их у продавца орхидей, который истребляет джунгли ради сумасшедших коллекционеров, как в триллере «Вор орхидей»?

— Ну. Что-то в этом роде.

— Вам нравится наблюдать за красавицей черной пантерой, которая мечется в клетке?

— Нет.

— Или танцующим медведем в наморднике?

— Нет, конечно.

— Вам нравится смотреть на белых медведей, сидящих в зоопарке на кубиках льда?

— Нет.

— Тогда, возможно, вы так же отнесетесь и к орхидеям. Орхидеи из джунглей должны быть в джунглях, а совсем не в городской нью-йоркской квартире.

— Откуда же вы их взяли?

— Их размножают для меня в питомнике, а потом я их покупаю, когда точно знаю, что этих видов орхидей много и они не исчезнут из-за моей прихоти. Если взять орхидею прямо из джунглей, невозможно ничего сделать для ее распространения. Но мне понятно особое чувство, которое рождает потребность в экзотике. Когда растение прямо из мира джунглей.

— Никогда раньше не слышал, что она может это понять. Наверное, ты ей понравилась.

— Это тоже орхидея? — Я показала на невзрачный коричневый цветочек.

— Maxillaria tenuifolia. Одна из моих самых любимых. Эта маленькая коричневая орхидея — особенная. Не такая яркая, как гибриды, но тем не менее весьма примечательная, с особым шармом. Подойдите к ней и понюхайте.

Я наклонилась над маленьким уродцем.

— Пахнет кокосовым пирогом! Как это может быть?

— Превосходно, ведь правда? Ей не нужны броские эффектные цвета или яркие соцветия. Мотыльки, что ее опыляют, появляются ночью. Она использует запах кокоса, чтобы завлечь маленьких мотыльков, точно так же, как мы используем духи, чтобы соблазнять мужчин в ночных клубах и кафе.

Сонали подмигнула мне.

— Вы можете многому научиться, узнав побольше о том, как орхидея использует свою внешность, чтобы ее опылили. Белые, розовые и бледно-зеленые цветы обычно опыляются по ночам, потому что их хорошо видно в лунном свете. Поздно ночью мотылек подкрадывается к орхидее, словно любовник. Садится на нее, оплодотворяет и улетает. В жизни мы все с этим сталкивались.

— Ну да. — Я подумала об Эксли.

— Ярко окрашенные орхидеи опыляют бабочки и пчелы. Бабочки предпочитают красный и оранжевый цвета. Пчелы любят всю гамму оттенков от красно-оранжевого до фиолетового.

— Совсем как некоторые мужчины любят одежду определенных цветов.

— Верно, лепестки — одежда цветов. Насекомое должно пробраться сквозь лепестки, чтобы получить то, что оно хочет, подобно мужчине, который шарит рукой под нижней юбкой у женщины.

— Я тебе говорил, что она сведет тебя с ума своими разговорами о сексе.

— Прекрати, Армандо. — Ее голос был очень сексуальным: он взволновал даже меня.

— Сонали может говорить об орхидеях годами. Я не шучу, годами. Со мной она последние десять лет разговаривает почти исключительно об орхидеях

— В самом деле?

— Я хочу сказать, она говорит как бы устами орхидей.

— Я не закончила, Армандо. Лила еще не видела моей мечты.