Марго Бервин - Оранжерейный цветок и девять растений страсти

— Я всего лишь прояснил ситуацию, чтобы все были в курсе происходящего. Так значительно лучше.

— Расскажи мне все, что случилось между тобой и моим сыном, и не упускай ни единой подробности, потому что я его мать, — обратилась ко мне Лурдес Пинто. — Я все равно узнаю, если соврешь.

Рассказывать, как обращался со мной ее сын, было для меня унизительно. Она же с ужасом узнала, что мы курили синсемиллу в трубке, которую она подарила сыну на день рождения, трубке, которая когда-то принадлежала ее отцу.

Когда меня полностью выпотрошили, она встала, не говоря ни слова. Подошла к Диего и поднесла руки к его коже, не касаясь и держа ладони в дюйме от тела, точно так же, как делал Диего со мной. Ладонями она исследовала каждый миллиметр. Она была сосредоточенна и бесстрастна.

— Кажется, она не так уж расстроенна, — прошептала я Армандо.

— О нет, она очень расстроенна. Но она знает, что этим ему не поможешь. Она не сможет ему помочь, если распустится.

Лурдес отступила от Диего на шаг не сводя глаз с закрытой клетки, которую принесла с собой, и приподняла мексиканское покрывало. За проволочной сеткой были сотни бабочек-монархов.

— Закрой окна и двери! — гаркнула она на меня.

Я сделала, что было велено, и только после этого она открыла клетку: монархи вылетели наружу, заполняя всю комнату и рассаживаясь повсюду. Их было так много, что они крыло к крылу покрыли целиком всю стену в гостиной Армандо, превратив ее в черно-оранжевую фреску. Пальцами, как пинцетами, Лурдес собрала усевшихся на Диего бабочек, придерживая их крылья большим и указательным пальцами. На нем сидело столько монархов, что казалось, он был одет в бархатный костюм.

Поймав штук пятьдесят бабочек, Лурдес отнесла их на кухню и, придерживая крылья, пестиком растолкла черные тельца длиной в дюйм в ступке, которую совсем недавно я использовала для мандрагоры. Я старалась оставаться незаметной, прямо-таки съежилась в углу. Хруст бабочек, когда размочаливали их тельца, был отвратителен. Когда дело было сделано — получена однородная масса, — она добавила туда крылья и тоже тщательно их измельчила.

— Она что, врач? Диего умирает, и не думаю, что это ему поможет.

Я сходила с ума. Жизнь Диего была в руках этой женщины, которая, совершенно очевидно, безумна, пусть даже она его мать. Я знала, что раздавленные бабочки не могут спасти Диего, поэтому нагнулась над кушеткой и взяла его руки в свои. Опять, совсем так же, как с прачечной, я принесла огромный, непоправимый вред лишь из-за того, что слишком сильно влюбилась в мужчину.

Лурдес Пинто подошла к своему единственному сыну с измельченными бабочками в руках и засунула полную ложку кровавой смеси ему в рот. От отвращения я давилась и зажимала себе рот полотенцем, наблюдая за ней.

Она разговаривала со мной тихим, ровным, абсолютно лишенным эмоций голосом:

— В бабочке-монархе содержится сердечный гликозид, известный также как дигиталис, который используется в твоей стране для лечения острой сердечной недостаточности, мерцательной аритмии предсердий, тахикардии, брадикардии и других сердечных недугов. Я не сумасшедшая. Я здесь, чтобы вылечить сына.

Я отняла полотенце от лица.

— У Диего сердечный приступ? — Я едва смогла выдавить эти три слова.

— Да.

— О боже!

— Слушай меня внимательно. Бабочка-монарх — средство, укрепляющее сердце, оно поднимает тонус, вызывает более эффективное сокращение желудочков и предсердий. Бабочки помогут Диего, это подходящее средство для него.

— У нас тоже используют монархов, я имею в виду Соединенные Штаты? — спросила я в отчаянии.

— Там получают дигиталис главным образом из наперстянки. Я же использую похожий на дигиталис токсин из бабочек-монархов. У них одинаковые свойства. Монарх откладывает яйца на молочай, который тоже вырабатывает кардиогликозиды. Пока насекомые вылупляются и растут, они питаются молочаем и поглощают этот сердечный препарат из растений. Они накапливают его в своем организме, никогда не используя, но и не выделяя.

— Зачем они это делают?

— Чтобы защищаться от хищников. У дигиталиса горький вкус, неприятный для птиц. Если в тропиках когда-нибудь встретишь шамана, который хвастается, что излечивает сердечные заболевания, знай, он шарлатан. Просто использует те же самые лекарства, что и твои доктора в Нью-Йорке. И ни на грош магии.

— А это помогает?

— Дай время. Посмотрим.

— Если не возражаете, можно я скажу…

— Не возражаю, давай дальше.

— Вы не кажетесь сильно расстроенной.

— Я женщина практичная, и моя практичность — залог положительного исхода, излечения. Поэтому я спасу моего сына.

Я посмотрела на Диего, который действительно показался мне немного менее бледным. Его прекрасные черные волосы слиплись и были мокрыми от пота, но он, казалось, просто спит и ему значительно лучше, чем раньше.

На кухонном столе Лурдес Пинто растолкла еще бабочек, а я в это время держала теплый компресс на лбу Диего. Я уже начала несколько расслабляться, когда его тело внезапно свела судорога.

— Лурдес! — закричала я.

Вбежал Армандо и схватил его за плечи. Диего не прикусил еще язык, но все равно Армандо открыл ему рот и держал в таком положении.

— Дигиталис недостаточно сильный, — произнесла Лурдес, и голос ее слегка дрогнул, что меня страшно напугало.

Армандо прошептал мне в ухо:

— Надевай туфли. Мы едем к кассирше. Она никогда не выращивает ядовитые растения без противоядий.

— Да она же в двадцати милях! Почему здесь ни у кого нет телефона?

— Если ты закончила свою тираду, одевайся и пошли. У Диего осталось несколько часов.

— Несколько часов? Несколько часов! О боже!

Первое, что я увидела, когда мы добрались до дома кассирши, был черный лабрадор, сидевший перед плотной стеной из стеблей подсолнечника.

— Привет, Меллори. — Армандо уже слезал с мотоцикла.

Я всеми возможными способами старалась не смотреть на собаку. Мне невыносимо было думать о ее судьбе.

— Лила, ты должна стать менее чувствительной. Нельзя, чтобы каждая мелочь, которая случается рядом, расстраивала тебя до такой степени.

Каждая мелочь? Видеть, как безумная женщина убивает невинную собаку, а другая ненормальная крошит бабочек, чтобы спасти сына? В моем мире это не считалось мелочами.

Армандо раздвинул подсолнечники, и мы прошли через сад страдающих синсемилл прямо в дом, не постучав.

— Нет времени для формальностей, — сказал Армандо. — Дорога каждая минута.

Даже секунда, потраченная на стук.

Кассирша лежала на своем матрасе из конопли в позе, чрезвычайно удобной для курения опиума, но в действительности она спала.

— Хола, Армандо, — произнесла она, не открывая глаз, словно видела сквозь закрытые веки. — Хола, Лила.