Давид Фонкинос - Наши расставания

Мартин Шмидт(1881–1947), летчик немецкой армии. Известен тем, что дезертировал с первого же сражения Первой мировой войны. В своей стране долгое время считался символом трусости, но впоследствии усилиями пацифистов был реабилитирован.

Я хотел уйти. Но не мог пошевелиться, не мог отвести глаз от женщины, на которую прежде смотрел так подолгу. Повисшее молчание душило меня, руки и ноги как будто забыли, для чего предназначены. Сколько я так стоял — не знаю.

— Я рада тебя видеть, — наконец сказала она.

— Я тоже, — солгал я.

— Наверное, тебе интересно, зачем я тебя позвала.

— Да нет… Хотя вообще-то да…

— Узнаю тебя. Тряпка.

— Я не тряпка. Просто не думаю об этом. Ты хотела меня видеть — я пришел. Может быть, зря.

— А может, и не зря. Как знать?

Разговор принимал какой-то странный оборот. Мы обменивались короткими, почти торжественными фразами. Да как мне в голову пришло, что она будет поздравлять меня с предстоящей женитьбой? Нельзя же быть таким кретином! Она все так же ела меня взглядом. Я избегал смотреть ей в глаза, вместо этого озирая безжизненную обстановку ее кабинета, заполненного массой самых нелепых предметов. В конце концов я уставился на тумбочку, и тут же память услужливо подсказала мне, что на этой тумбочке мы с ней занимались любовью. Что касается Селины, то ее таланты, судя по всему, не ограничивались толкованием манипуляций с ксероксом. Она читала в моем мозгу как в открытой книге.

— Помнишь, что мы выделывали на этой тумбочке?

— Помню.

— Вот почему я тебя и позвала.

— Чтобы поговорить о тумбочке?

— Очень смешно.

— Тогда зачем?

— Чтобы поговорить о любви. О физической любви. Ты знаешь, что я уважаю твой выбор. Все последние месяцы я не мешала тебе жить своей жизнью.

— Это правда.

— Завтра ты женишься. Уже завтра ты станешь женатым человеком. Ты всегда об этом мечтал. Добропорядочным семьянином. И с нашей связью будет покончено.

— С ней уже покончено.

— Дай мне договорить. Что ты меня все время перебиваешь? Как раз об этом я и хочу тебя попросить. Поставить точку в наших отношениях. Мне это необходимо, Фриц. Физически необходимо, понимаешь? И ты не посмеешь мне отказать.

— В чем отказать?

— Не прикидывайся дурачком. Я хочу провести с тобой последнюю ночь. Хочу, чтобы свою последнюю холостяцкую ночь ты провел со мной. После этого я исчезну. Клянусь тебе. Что тебе стоит? Придумаешь что-нибудь, сочинишь какую-нибудь байку.

— Мне ничего не надо изобретать. Алиса сегодня ночует у сестры.

— Это означает, что ты согласен?

— А у меня есть выбор?

— Нет. Выбора у тебя нет.

Я часто задавался вопросом по поводу этого самого выбора. Пытался убедить себя, что Селина не оставила мне выхода, угрозами навязав свою волю. Но так ли это на самом деле? Разве я не испытывал желания провести с ней эту последнюю ночь? Похоронить прошлое в объятиях прошлого?

Вернувшись домой, я осмотрел свой костюм, пожалев, что он слишком черный. Изучил в зеркале свое лицо, порадовавшись отсутствию даже мельчайшего прыщика. Мне хотелось вступить во взрослую жизнь с безупречно чистой и гладкой кожей, без всяких пережитков отрочества. Я позвонил Алисе. В трубке слышалось Лизино кудахтанье — они занимались примеркой платья, видеть которое мне не полагалось ни в коем случае. Обычай, позволяющий мужчине в день свадьбы пережить потрясение, увидев свою жену всю в белом. Алиса обеспокоенно спросила, что я намереваюсь делать вечером, и я с поразительной легкостью солгал. Сказал, что побуду дома один, ну, может, выйду пройтись немного, в кино схожу. Я даже отпустил какую-то шуточку. Никакого отвращения к себе я не испытывал — хотел бы испытать, но нет, не испытывал.

Мы встретились в отеле. Селина ждала меня лежа в постели. Это была совсем другая женщина, не та, с которой я разговаривал днем. За какие-нибудь несколько часов к ней вернулся весь тот блеск, что я так любил в ней. Подходя к ней, я подумал, что последний раз — он в точности как первый.

Народу собралось видимо-невидимо. Здесь была представлена вся моя жизнь (официальная). Пришли коллеги по работе. Мой друг Поль привел свою невесту (с тех пор, как они познакомились, мы стали реже видеться). Мне его девушка понравилась, особенно ее рот. Он у нее странной формы, на первый взгляд асимметричной. На самом деле — ничего подобного. Просто он создан для произнесения согласных звуков. Лучше всего ей удается звук «р». Когда она произносит «р», ее лицо озаряется каким-то сиянием. Они оба выглядели вполне счастливыми, и я подумал, что сегодняшнее мероприятие натолкнет их на кое-какие мыслишки. Поль не отходил от меня ни на шаг. Мой свидетель, он не хотел упускать ни крошки из моих переживаний. Наклонившись, он шепнул мне на ухо определение:

Счастье,сущ. ср. р. Состояние полного удовлетворения.

Вот, значит, что такое счастье. Состояние полного удовлетворения. Ровное и круглое, без единой трещинки. Интересно, а можно быть счастливым, не испытывая полного удовлетворения? И вообще, разве бывают в жизни минуты, когда человек испытывает чувство полного… да чего угодно? В день своей свадьбы я постиг ограниченность ретивых составителей словарей, даже такого, как «Ларусс». Ибо есть слова, которым нельзя дать определение. [20] Когда-нибудь я издам свой собственный словарь, составленный из слов, не поддающихся определению. Счастье не втискивается в заданные рамки, счастье бесконечно, как воздух, которым мы дышим. Вот так я размышлял, когда появилась Алиса, вся белая и на мгновение вечная; я почувствовал нашу с ней значительность — значительность любви. Я был героем, и сама мифология приближалась ко мне с широкой улыбкой.

До церемонии у нас еще оставалось немного времени. Ко мне без конца подходили какие-то пожилые тетушки, обнимали и целовали. Я и не знал, что у меня такое количество родственников — мать с отцом тщательно скрывали от меня их существование. Но Алисины родители, затеявшие эту грандиозную свадьбу, убедили их пригласить всех до единого. Так что зрителей, явившихся послушать наши обеты, будет полно: такая тьма народу ради двух «да».

Карлос Болино(1916–1992), перуанский промышленник. Родился в Лиме, родители неизвестны. С раннего возраста предоставленный самому себе, добился поразительного промышленного успеха, изобретя самочистящийся ковер. За несколько лет стал обладателем крупнейшего в стране состояния и намеревался выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах. Осуществлению этих планов помешала его болезненная страсть к игре. Говорили, что он потерял все за один оборот рулетки. Он поставил на черное, а выпало красное. По ряду свидетельств, кончил свои дни бездомным бродягой, но никогда не расставался с ковриком.