Габриэль Маркес - Скверное время

Абсолютно голые, они выбрались наконец из-под складок москитника, напоминавшего расплывчатый сгусток тумана. Судья Аркадио направился к сундуку за чистыми трусами. Когда он вернулся, жена была уже одета и приводила москитник в порядок. Не глядя на нее, он прошел мимо и, сев на другой конец кровати, стал обуваться; из-за того, что только что занимался любовью, он еще тяжело дышал. Но жена от него не отвязалась: она подошла к нему, прижалась своим круглым и упругим животом к его руке, пытаясь зубами ухватить его за ухо. Но он мягко отстранил ее.

— Оставь меня в покое, — сказал он.

В ответ она прыснула заразительным и здоровым смехом и, тыча его в спину пальцем, проследовала за мужем в другой конец комнаты, выкрикивая: «Но, ослик!» Он резко отстранился и оттолкнул ее руки. Тогда она оставила его в покое и снова засмеялась. И вдруг, посерьезнев, закричала:

— Господи Боже мой!

— В чем дело? — спросил он.

— Дверь-то была настежь! Какой стыд!

И, покатываясь со смеху, пошла в душевую.

Судья Аркадио не стал дожидаться кофе. Освежив рот мятной зубной пастой, он вышел на улицу. Солнце пламенело медью. Сидя у дверей своих магазинчиков и лавчонок, сирийцы созерцали спокойную гладь реки. Проходя мимо дома доктора Хиральдо, судья провел ногтем по металлической решетке двери и, не останавливаясь, крикнул:

— Доктор, какое самое лучшее средство от головной боли?

Изнутри врач ответил:

— Не пить накануне вечером.

У пристани несколько женщин громко обсуждали содержание появившейся в эту ночь анонимки. С самого утра день установился ясный, без дождя, поэтому направлявшиеся к пятичасовой мессе женщины смогли ее легко прочесть. И теперь весь городок был в курсе. Судья Аркадио не останавливался, он чувствовал себя словно бык с кольцом в носу, — какая-то неведомая сила так и тянула его за это кольцо в бильярдную. Едва войдя, он попросил себе ледяного пива и таблетку от головной боли. Только что пробило девять, но в заведении уже было полным-полно народу.

— У всех в городе — головная боль, — изрек судья Аркадио.

Взяв свою бутылку, он направился к столику, за которым в растерянности сидели перед стаканами пива трое мужчин. Судья сел на свободное место.

— Ну что? Все по-старому? — спросил он.

— Сегодня утром нашли четыре.

— Про Ракель Контрерас прочитали уже все.

Судья Аркадио разжевал таблетку и запил ее пивом прямо из бутылки. Первый глоток вызвал тошноту, второй пошел уже привычно по оживающему желудку, и судья почувствовал себя заново родившимся, человеком без прошлого.

— Что же в ней было?

— Глупости, — сказал мужчина. — Что в этом году она ездила не зубы пломбировать, а делать аборты.

— Тут анонимку писать незачем, — заметил судья Аркадио, — об этом и так все судачат.

Когда судья вышел из бильярдной, солнечный свет был настолько яркий, что до слез слепил глаза, но головная боль уже не мучила судью Аркадио. И он направился прямо в суд. Его секретарь, неряшливый сухопарый старик, ощипывая курицу, бросил на него поверх оправы очков удивленный взгляд:

— Явление Христа народу!

— С этими анонимками нужно что-то делать.

Шаркая домашними туфлями, секретарь вышел во двор и через изгородь передал наполовину ощипанную курицу поварихе из гостиницы. Минуло одиннадцать месяцев со дня назначения на должность судьи Аркадио, но только сегодня он впервые сел за свой служебный стол.

Деревянная перегородка делила полуразвалившееся помещение на две части. В передней части, под картиной, изображавшей Правосудие — богиню с повязкой на глазах и весами в руке, — стояла деревянная скамья. Во второй, внутренней части — друг против друга стояли пара старых письменных столов, этажерка с покрытыми пылью книгами и пишущая машинка. На стене, прямо над судейским столом, — медное распятие. На противоположной стене — литография в рамке, изображавшая лысого улыбчивого толстячка с президентской лентой через грудь, а под ним — золотая надпись: «Мир и Справедливость». Литография эта была единственным новым предметом в конторе.

Прикрыв лицо носовым платком, секретарь стал стряхивать перьевой сметкой пыль с письменных столов.

— Если вы не закроете нос, пыль вам не даст дышать, — заметил он судье.

Но совет секретаря был оставлен без внимания. Судья откинулся назад во вращающемся кресле и, опробуя пружины, вытянул ноги.

— Кресло не падает? — спросил он.

Секретарь отрицательно покачал головой.

— Когда убивали судью Вителу, — сказал он, — пружины выскочили. Но сейчас кресло отремонтировали. — И, не снимая платка, добавил: — Алькальд лично приказал его отремонтировать, когда сменилось правительство и повсюду стали появляться всякие особые осведомители.

— Алькальд хочет, чтобы наша контора работала, — сказал судья.

Выдвинув средний ящик, он вынул из него связку ключей, затем один за другим открыл другие ящики, — они были набиты бумагами. Пролистав бумаги, судья бегло их просмотрел и, убедившись, что в них нет ничего достойного его внимания, закрыл все ящики. Затем привел в порядок настольный письменный прибор, состоящий из хрустальной чернильницы с двумя углублениями для чернил, одно — красное, другое — синее, и пары ручек тех же цветов. Чернила уже высохли.

— Вы пришлись алькальду по нраву, — сказал секретарь.

Покачиваясь в кресле, судья с мрачным видом следил за тем, как тот смахивает пыль с обивки. Секретарь смотрел на него во все глаза, словно хотел запомнить его навсегда вот именно таким, в таком вот положении и при таком освещении. И тыча в его сторону указательным пальцем, сказал:

— Вот именно в таком положении, как вы сидите сейчас, и пришили судью Вителу.

Судья прикоснулся пальцами к вздувшимся на висках венам: головная боль возвращалась.

— А я был вон там, — продолжал рассказывать секретарь, указывая на пишущую машинку и выходя из-за перегородки.

Тут он оперся о ее перила и, все так же тараторя без умолку, прицелился, словно из винтовки, сметкой в судью Аркадио; в этот миг секретарь походил на грабителя почтовых поездов из какого-нибудь ковбойского фильма.

— Войдя, трое полицейских стали вот так, — изобразил он. — А судья Витела, как только их увидел, сразу же поднял руки и медленно так проговорил: «Не убивайте меня!» Но они — бабах! Кресло — туда, он — сюда. Короче, валяется весь набитый свинцом.

Судья Аркадио обхватил голову руками — он чувствовал, как под его пальцами пульсирует кровь. Секретарь снял с лица платок, а сметку повесил за дверь.

— И все это произошло потому, что по пьянке брякнул, что он, мол, здесь для того, чтобы гарантировать чистоту выборов, — подытожил секретарь.

Он в недоумении умолк, глядя на скрючившегося над письменным столом судью Аркадио, сжимавшего голову руками: