Кэти Гласс - Будь моей мамой. Искалеченное детство

Первый год моего попечительства был невероятно тяжелым (хотя, если подумать, ни один из последующих тоже легким не назовешь), но уже к концу первого года я твердо знала, что хочу заниматься именно этим. Воспитателю всегда практически сразу становится ясно, хочет он продолжить работу или нет, а уж по прошествии целого года и подавно. Я нашла то, к чему у меня было призвание, и награда за успех окупала все. Я не передумала заниматься патронатом даже потом, когда у меня появились свои дети. Различия между родными детьми и детьми, пришедшими в наш дом, пусть и самые незначительные, все же оставались. Я не считала себя святой или величайшей после матери Терезы альтруисткой, любые поступки мы все равно совершаем, преследуя собственные цели, и моей целью была радость от того, что я могу оказать помощь детям.

Пока мои дети были маленькими, я принимала подростков (рекомендуется работать с детьми, которые не являются ровесниками вашим). Эдриан и Пола выросли, и я стала принимать детей помладше. Может быть, поэтому мне не пришлось иметь дело с наркотиками (что слишком распространено теперь среди молодежи), за что я особенно благодарна судьбе. Мои дети с самого рождения жили под одной крышей с моими воспитанниками, так что с этим они смирились абсолютно. Конечно, они нередко расстраивались из-за того, что им приходилось делить меня с другими детьми. Патронатным воспитанникам по определению требуется уделять больше внимания, и моим родным детям иногда казалось, что на них у меня не остается ни времени, ни внимания. Целый день я проводила с вверенными мне детьми, занималась какими-то делами, а в конце дня приходилось садиться за бумажную работу — и это отнимало последние часы или минуты, которые можно было отдать семье. Но, несмотря на это, мои дети никогда не вымещали своих чувств на приемных. Это чудо, что они сумели понять: их «братья» и «сестры» пришли сюда из неблагополучных семей и им пришлось нелегко в жизни. Мои дети сочувствовали им по-своему и по мере сил пытались облегчить их существование, каким бы проблемным ни оказывался ребенок, живший с нами. Это я замечала не только в своих детях — дети вообще зачастую проявляют куда больше понимания, чем можно ожидать.

За эти годы Эдриану и Поле тоже пришлось пройти через многое (особенно после того, как мы с мужем развелись), но они никогда не жаловались на проблемную детвору, периодически прибывавшую в наш дом. За эти годы мы перезнакомились со всеми возможными типами детей, и для большинства из них было характерно «вызывающее поведение». Практически всеми детьми, которые поступали ко мне, так или иначе пренебрегали родители, и как ни странно, понять именно это «вызывающее поведение» мне было проще всего. Если родители пристрастились к наркотикам или алкоголю или же страдали от какого-нибудь умственного недуга, они, естественно, не в состоянии были нормально воспитывать своих детей и заботиться о них так, как смогли бы, если бы только нашли силы справиться с собственными проблемами. Такие родители жестоки, но не намеренно, не так, как жестоко буквальное физическое и сексуальное насилие. Это скорее побочный эффект совсем другой проблемы. В лучшем случае ребенка вернут в родной дом, если удастся устранить причины (например, алкоголизм или наркоманию), повлекшие за собой такое безответственное отношение к собственным детям.

Ребенок, которому не уделяют внимания, переживает нелегкие времена и уже в крайне плачевном состоянии прибывает в мой дом. Он может бравировать, но оставаться при этом очень уязвимым. Бравада — это только маскировка полного отсутствия чувства собственного достоинства. Сорвиголова — это результат отсутствия дисциплины и родительского присмотра или просто желание привлечь к себе внимание. Злость и обида такого ребенка иногда являются последствиями ненормального образа жизни дома, где не было места определенности: не будет ли мама слишком пьяна сегодня? будет ли папа без сознания? не побьет ли меня? Часто границы между взрослыми и детьми стираются: кто о ком заботится на самом деле? Такие дети могут ломать вещи, воровать или манипулировать другими, просто стараясь самоутвердиться. Но можно ли винить их в этом, зная, в каких условиях они росли?

Обычно я находила общий язык с детьми с таким прошлым довольно просто: я обеспечивала им стабильность и благожелательное окружение, где хорошее поведение не оставалось без вознаграждения. Большинство детей искали одобрения, хотели нравиться и были способны забыть негативные модели поведения и принять новые, как только понимали: насколько, оказывается, проще и лучше жизнь с новыми порядками. Для многих будничная рутина становилась истинным избавлением от хаоса и непредсказуемости их прошлой жизни дома, и они быстро реагировали на спокойную обстановку в новой семье, ведь теперь они могли быть уверены в том, что будет происходить и в какой момент. Совсем простые вещи (например, где будет обед) могут стать спасительной соломинкой для проблемного ребенка, который знал в жизни только сомнения и разочарования. Стабильность безопасна. Стабильность дает возможность все делать правильно — а делать что-то правильно даже приятно, если тебя за это похвалят, оценят или наградят.

Конечно, наделе редко бывает так просто и гладко, как это звучит на словах. Иногда ко мне попадали дети, которым оправиться от прошлых кошмаров могли помочь только специалисты. Многие из детей имели ограниченные возможности, задержки в развитии. Некоторых забирали из родительского дома слишком поздно, в переходном возрасте, когда дети прошли через такой опыт, который не даст им возможность оправиться уже никогда. Они были не в состоянии реагировать на благоприятную среду так, как может реагировать маленький ребенок, и потому их будущее выглядело куда более мрачно.

Тем не менее в моей фостерской практике бывали и удачи — дети возвращались в родной дом, за время их отсутствия ставший значительно лучше того, который они когда-то покинули.

Когда я приехала домой после встречи с работниками социальной службы, которая согласилась принять Джоди, я уже понимала, что с этой девочкой справиться будет сложнее, чем с кем бы то ни было. Я думала о том, как преподнести своим детям известие о нашем очередном пополнении. Вряд ли они обрадуются. У нас и раньше жили дети с «крайне непростым характером», и все мы хорошо представляли подобную ситуацию. Я подумала о Люси: она прожила с нами около двух лег и наконец полностью оправилась от своей драмы. Надеюсь, нервные вспышки Джоди не разбередят в ней старую рану. Эдриан в свои семнадцать лет умел сдерживаться, если только ситуация совсем не выходила из-под контроля, например когда с утра он не мог найти свою рубашку. А вот Пола меня действительно беспокоила. Она была чувствительной, уязвимой девочкой, и Джоди, хотя была на пять лет младше ее, вполне могла попросту запугать Полу. Эмоционально надломленный ребенок может привнести хаос даже в самую слаженную семью. Мои дети всегда прекрасно относились к чужим, которые делили с нами крышу, даже тогда, когда из-за них над этой крышей сгущались тучи, и у меня, в общем-то, не было оснований полагать, что в этот раз будет по-другому.