Розамунда Пилчер - Цветы под дождем и другие рассказы

Том улыбнулся.

— Входи и закрой дверь. Я буду готов через минуту.

Она так и сделала; вошла и присела на кровать, где только что сидела Мэйбл. Китти смотрела, как он обувает ботинки и завязывает шнурки, надевает смокинг, застегивает пуговицы, раскладывает по карманам деньги, ключи и носовой платок.

— Что ты подарил Мэйбл на день рождения?

— Гравюру Кинтона. Она сказала, что заберет ее с собой.

— Куда это она собирается ее забрать?

— В маленький домик в деревне. Мэйбл уезжает из замка.

После короткой паузы Китти сказала:

— Я ожидала чего-то в этом роде.

— Я не знаю, можно было тебе об этом говорить или нет. Будь добра, пока не упоминай о переезде.

— Живительно, что она продержалась так долго… Я имею в виду, прожила здесь. Я… я рада, что она уезжает.

— Я тоже. Как сказала сама Мэйбл, с праздника лучше уходить в самый разгар веселья. Она не хочет сидеть тут одна, состарившаяся и одряхлевшая, и быть обузой для семьи и друзей.

— Если она состарится и одряхлеет, — заявила Китти, — я буду ухаживать за ней.

— Да, — согласился Том. — Я уверен, что так и будет.

Снизу по-прежнему доносилась музыка. Но теперь к ней примешивался шум подъезжающих автомобилей и голоса — друзья Мэйбл съезжались со всей страны, чтобы поздравить ее с днем рождения.

Том сказал:

— Нам пора идти. Надо оказать Мэйбл моральную поддержку.

— Хорошо, — кивнула Китти.

Она встала, расправила юбки точно так же, как до того Мэйбл. Том взял ее за руку, они вместе вышли из комнаты и по длинному коридору двинулись к лестнице. Музыка стала громче, отчетливей. «Сказки Венского леса».

Рука об руку они начали спускаться по ступеням. Миновали пологий изгиб с арочным окном, и их взорам открылся просторный холл, освещенный пламенем камина и бесчисленным множеством свечей: их язычки отражались в сверкающих бокалах с шампанским, целая батарея которых стояла на столе.

Это мгновение показалось Тому настолько ценным, что ему захотелось продлить его еще немного, чтобы запомнить навечно, навсегда.

Том остановился и придержал Китти за руку.

— Подожди минутку, — сказал он.

Она обернулась и посмотрела на него.

— Что такое, Том?

— Эта минута никогда не повторится. Ты ведь знаешь это, не так ли? Давай не будем спешить.

— А что же нам делать?

— Насладиться ею сполна.

Он присел на широкую верхнюю ступеньку лестничного пролета и увлек ее за собой. Китти села, расправив шелестящие юбки, и обхватила руками колени. Она улыбалась, но Том знал, что Китти его поняла. Он ощущал радость, удовлетворение от того, что все так совпало. Время, место и… девушка.

Китти. Он знал ее всю свою жизнь — и как будто не знал вовсе. Она была частью всего — этого вечера, Кинтона… Том поднял глаза и обвел взглядом расписной потолок у них над головами и пологий изгиб каменной лестницы, на которой они сидели. Потом посмотрел в ее очаровательное личико и сердце его преисполнилось восторга.

Он спросил:

— Значит, когда вы переезжаете из домика на колесах в свой новый коттедж?

Китти рассмеялась.

— Что тут смешного? — поинтересовался Том.

— Ты! Я думала, ты сейчас скажешь что-нибудь ужасно романтическое, какой-нибудь комплимент. А вместо этого ты спросил, когда я выезжаю из трейлера.

— Романтика и комплименты обязательно будут, только чуть позже. Сейчас меня интересуют вполне земные дела.

— Ну ладно. Как я и говорила, примерно через две недели.

— Я тут подумал… Если ты сможешь подождать месяц, я постараюсь взять отпуск на несколько дней. Собирался съездить в Испанию, но сейчас предпочту вернуться в Нортумберленд и помочь тебе с переездом. Если, конечно, ты не против…

Китти перестала смеяться. Ее огромные ярко-синие глаза не мигая смотрели ему в лицо.

— Том, только не надо меня жалеть!

— Я никогда не смог бы жалеть такого человека, как ты. Ты вызываешь восхищение, зависть, порой злость. Но жалость в этот список определенно не входит.

— Тебе не кажется, что мы слишком давно знакомы?

— На мой взгляд, мы знакомы как раз недостаточно!

— У меня Криспин…

— Я знаю.

— Если ты приедешь мне помочь — а я была бы просто счастлива, если бы ты приехал, — и потом решишь, что с тебя достаточно… я хочу сказать, ты не должен думать, будто без тебя я не справлюсь… не смогу одна… Что я недостаточно сильная…

— Знаешь что, Китти? Перестань ломать копья понапрасну.

— Ты не понимаешь…

— Я прекрасно все понял. — Он взял Китти за руку и стал рассматривать ее ладонь. Том думал о Мэйбл и Кинтоне: как замок превратится в руины, а тетка со своими собаками наконец-то поселится в доме с центральным отоплением и впервые в жизни перестанет мерзнуть. Он вспоминал, как маленькая Китти, упрямая и храбрая, просидела всю ночь на крепостной стене, надеясь на встречу с привидением, думал о Криспине, который будет спать в своей кроватке в новом доме, а проснувшись, наблюдать, как на горизонте восходит солнце.

Рука у Китти была обветренная, с въевшейся грязью и поломанными ногтями, но ему она казалась прекрасной. Он поднес ее к губам и поцеловал в ладошку, а потом по одному загнул пальчики, словно вложил туда подарок.

— О чем ты сейчас думал? — спросила она.

— О том, что все кончается. И начинается вновь, — ответил Том. — Пожалуй, нам пора идти.

Он встал, по-прежнему держа руку Китти в своей, и, легонько потянув, помог ей подняться. А потом они вместе, бок о бок, пошли по лестнице вниз.

Сквозь плотный влажный туман, клубившийся под порывами холодного восточного ветра, неспешный загородный автобус кое-как преодолел последний подъем перед въездом в деревню. Мы выехали из Релкирка почти час назад, и пока дорога постепенно забирала в гору, погода становилась все хуже: пасмурное, но все же сухое утро превратилось в безрадостный дождливый день.

«До чего ж промозгло», — пробормотал кондуктор, принимая плату за проезд у дородной сельской жительницы, обе руки которой были заняты вместительными сумками с покупками. Я же, услышав это слово «промозгло», в одночасье вернулась в прошлое и ощутила себя так, словно еду домой.

Я потерла запотевшее стекло, чтобы получилось окошко, и с надеждой выглянула в него. Увидела каменные ограды, расплывчатые силуэты берез с серебристыми стволами и лиственниц. Узкие проселки вели к фермам, скрытым за плотной стеной тумана. Я хорошо знала дорогу: сейчас автобус проедет по мосту и за поворотом откроется главная улица деревни.

Я сидела у окна.

— Извините, — обратилась я к соседу. — Мне сейчас выходить.

— Да-да. — Он развернулся на сиденье, давая мне возможность выбраться. — Денек сегодня так себе.

— Просто ужасный.