Сара Дессен - Просто слушай

И злюсь по-настоящему! На Оуэна — за его обвинения. На себя — за то, что только сейчас решилась ответить. За то, что молчала столько времени. Ведь у меня уже давно появилось это чувство, но я считала, что нервничаю или боюсь. Но ошибалась.

— Ты не понимаешь, — сказала я Оуэну.

— Тогда объясни мне. Может, пойму. — Он пододвинул ко мне свободный стул и воскликнул: — И что, черт возьми, случилось с диском? Куда делась музыка? Ничего не слышно.

— То есть? — удивилась я.

Оуэн понажимал на кнопки и еле слышно выругался.

— На нем ничего нет! Он пуст!

— А разве не в этом вся суть?

— Какая еще суть? — спросил Оуэн.

«Бог ты мой!» — я опустилась на стул. А я-то думала, что Оуэн задумал что-то глубокое, мудрое, а это, оказывается… просто ошибка. Диск неисправен! Я ошиблась! Кругом!

Или нет.

Неожиданно звуки стали слишком громкими: голос Оуэна, удары моего сердца, шипение… Я закрыла глаза, пытаясь мысленно вернуться в свою комнату, где я так отчетливо слышала то, что пыталась очень долго заставить замолчать.

«Тсс, Аннабель, — раздался голос. Но на этот раз он прозвучал по-другому, знакомо. — Это ж я».

Оуэн убрал звук, и шипение прекратилось. Иногда такое случается с каждым человеком: мир затихает и слышно становится только собственное сердце. Нужно научиться распознавать его голос, а то никогда не поймешь, что оно говорит.

— Аннабель, — тихо и взволнованно сказал Оуэн. Его голос прозвучал ближе, чем раньше. — Что случилось?

Оуэн и так уже дал мне немало, но я решила в последний раз попросить его еще об одном одолжении. О том, что он и так умел лучше всех. Наклонилась и сказала:

— Не думай и не суди. Просто слушай.

— Аннабель! Мы сейчас включим фильм… — тихо проговорила мама. Она думала, что я сплю. — Ты готова?

— Почти, — ответила я.

— Хорошо. Мы ждем внизу.

Накануне я рассказала Оуэну не только о вечеринке. Я рассказала ему все. Про Софи, про выздоровление Уитни, про фильм Кирстен. Про то, как согласилась сняться в еще одном ролике, беседовала с папой об истории, слушала пустой диск. Оуэн очень внимательно меня слушал, а когда я наконец закончила, произнес всего одно слово, которые обычно ничего не значит. Но в его устах оно значило очень многое.

— Сочувствую, Аннабель. Сочувствую, что тебе пришлось такое пережить.

Возможно, я все это время ждала именно сочувствия. Не извинения, тем более от Оуэна, а признания того, что случившееся со мной ужасно. Но самое главное, я наконец-то смогла рассказать все от начала до конца. Хотя это не значило, что все осталось в прошлом.

— Что будешь делать? — спросил меня Оуэн. Мы стояли у его «лэнд крузера». Студию пришлось уступить следующим ведущим — двум веселым паренькам-риелторам из нашего города. — Позвонишь в полицию?

— Не знаю, — ответила я.

Думаю, при других обстоятельствах Оуэн бы незамедлительно высказал мне свое мнение. Но на этот раз он решил повременить. Одну минуту.

— Понимаешь, жизнь предоставляет не так много возможностей повлиять на ход событий. Но это — одна из них.

— Легко тебе говорить, — сказала я. — Ты всегда делаешь то, что нужно.

— Нет. — Оуэн покачал головой. — Я просто стараюсь как могу…

— …каждый раз. Знаю, — закончила я за него. — Но я боюсь. Не знаю, хватит ли у меня мужества.

— Конечно, хватит, — сказал Оуэн.

— Откуда такая уверенность?

— Но сейчас ведь хватило, — ответил Оуэн. — Пришла ко мне и рассказала правду. Далеко не всякий бы смог. А вот ты смогла.

— Пришлось, — возразила я. — Хотелось объясниться.

— Почему бы не объясниться еще раз? — спросил он. — Позвони этой женщине и расскажи ей все, что рассказала мне.

Я пригладила волосы:

— Не так все просто. Она же может вызвать меня в суд. Придется рассказать родителям, маме… Она не переживет!

— Переживет.

— Но ты же ее не знаешь.

— И что с того? Слушай, Аннабель, мы сейчас не о пустяках говорим. Поэтому поступай, как должна, а мама тебя еще удивит, вот увидишь.

У меня в горле встал ком. Очень хотелось верить, что Оуэн прав.

Он снял рюкзак, бросил его на землю и принялся в нем рыться. Я вспомнила, как Оуэн проделал то же самое в день нашего знакомства за школой, тогда мне и в голову прийти не могло, что он мне предложит. На этот раз Оуэн извлек из рюкзака фотографию.

— Держи. — Он протянул ее мне. — Для вдохновения.

Это была фотография с вечеринки у Мэллори: я в дверном проеме гримерной, без макияжа, со спокойным выражением лица, а позади — желтый лучик света. «Вот как ты выглядишь на самом деле», — сказал тогда Оуэн. Фотография у меня в руках стала доказательством того, что я не похожа на девушку со стены Мэллори, из рекламы «Копфса» или даже на той страшной вечеринке в мае. Что осенью, встретив Оуэна, я изменилась, пусть и поняла это только сейчас.

— Мэллори велела отдать ее тебе, но… — Оуэн замялся.

— Что «но»?

— …но я не отдал, — закончил он фразу.

Я знала, что не стоит спрашивать почему, но не удержалась:

— Почему?

— Она мне нравится. — Оуэн пожал плечами. — Захотелось оставить ее себе.

Днем я наконец-то набралась мужества и, крепко сжимая в руках фотографию, позвонила Андреа Томлинсон, чью визитку дала мне Эмили. Оставила сообщение, и Андреа перезвонила мне через десять минут. Эмили была права. Андреа оказалась очень приятной женщиной, и мы проговорили сорок пять минут. Она попросила меня прийти на всякий случай на следующий день в суд, и я согласилась, хотя и понимала, что будет означать мое там появление. Закончив разговор с Андреа, я позвонила Оуэну.

— Молодец, — похвалил меня Оуэн, когда я ему все рассказала. Его теплый, довольный голос приятно ласкал мой слух, и я прижала посильнее трубку. — Все правильно сделала.

— Знаю, — ответила я, — но теперь мне придется перед всеми…

— Ну и что? — перебил меня Оуэн, а я вздохнула. — Ничего страшного. Слушай, если ты так переживаешь из-за завтра…

— То?

— …то я могу пойти с тобой. Если хочешь, конечно.

— Правда?

— Да. — Вот так просто, без лишних вопросов. — Скажи только, где и когда встречаемся.

Мы договорились встретиться у фонтана перед зданием суда около девяти. Мне бы и без Оуэна не пришлось идти в суд одной, но всегда хорошо, когда есть выбор.

Я в последний раз взглянула на фотографию и убрала ее в тумбочку у кровати.

По дороге в гостиную остановилась у нашего семейного снимка. Вначале, как всегда, рассмотрела себя, затем сестер и наконец маму, такую маленькую по сравнению с нами. Но теперь снимок предстал передо мной совсем в другом свете.

Тогда мы окружили маму, пытались ее защитить, но это случилось всего однажды, на одной фотографии. После мы очень много раз меняли положение. Окружали Уитни, хотя она и не хотела видеть нас рядом. Я сблизилась с Кирстен, когда Уитни оттолкнула нас обеих. Сейчас мы снова находились в движении — достаточно было вспомнить маму и сестер, собравшихся вместе за столом. Я всегда считала, что стою на обочине, а на самом деле, протяни руку — и вот я. Мне просто надо было попросить, и все бы немедленно забрали меня к себе. Спрятали бы, скрыли, защитили.