Дидье Ковеларт - Прошлой ночью в XV веке

При нашей первой встрече я спросил его, как случилось, что деятель его масштаба перешел от «Ночного Лаказа» на государственном канале к «Утренней передаче Сержа» на провинциальной радиостанции, и он ответил с горьким достоинством:

— У меня была пациентка, страдавшая анорексией, и ее отец объявил во всех средствах массовой информации, что она умерла в результате моего лечения.

— Это была ложь?

— Нет, это была правда — в том смысле, что мне удалось заставить ее есть. Но она подавилась рыбной костью.

— Почему же вы не протестовали?

— Он возглавляет солидный концерн СМИ, и ни у кого нет желания с ним спорить. За три недели я потерял все — свою передачу, своих пациентов и своих друзей.

Поскольку «Франс-Блё-Берри» — единственная радиостанция, которая осмелилась взять на работу этого изгоя, угодившего в черный список, он не щадит сил и старается вовсю. Только что он два часа кряду надрывал глотку, безжалостно расправляясь в прямом эфире с первобытными суевериями и идиотским упованием на чудо, расколдовывая и мгновенно приводя в чувство радиослушателей словесным электрошоком, прославившим его среди коллег, призывая власти, как и каждое утро, считать поощрение обскурантизма таким же правонарушением, как и оскорбления дискриминационного порядка, а сейчас этот опальный психиатр, кумир парижских полуночников, мирно беседует с крестьянином неопределенного возраста, который, не вынимая чинарик изо рта, повествует о том, что у его матери «кровавая испарина», а когда кровь стирают, на ткани остаются буквы.

Я занял к нему очередь, ясно сознавая всю смехотворность ситуации и, в то же время, успокаивая себя тем, что в сравнении с другими больными на голову моя проблема, быть может, покажется не такой уж дикой.

Никогда бы не подумал, что докачусь до этого. Еще два часа назад я встал с постели после чудесной ночи любви, и вот — нате, пожалуйста! — сижу, уповая на беспристрастное внимание и критический взгляд со стороны, на то, что мне удастся внятно выразить панику, охватившую меня нынче утром, когда я взглянул на себя в зеркало. Невозможно было поделиться этим с Коринной, ведь она сделала вид, будто поверила мне вчера вечером, дабы закрепить наше примирение, а я так нуждался в искренности и гармоничности отношений, вновь установившихся между нами, что отныне не в силах был сказать ей правду.

— Вы только гляньте, доктор, — продолжал старик, сунув под нос психиатру платок в красных пятнах. — Я вам и по радио это описывал, но разве со слуха что поймешь!..

— Ну-ну, — вздыхает Лаказ, взбалтывая свою вербену.

— Это, кажись, не по-нашенски написано, мы таких букв не знаем, — объявляет пациент, тыча пальцем в бесформенные пятнышки крови, отпечатавшиеся рядами по всей ткани. — Сынок мой, тот говорит, что она одержима дьяволом, но сам-то я думаю как вы, я в такие штуки не верю. Ну как, сможете прочесть?

— Это нужно изучить как следует, — роняет терапевт, которого явно одолевает сон.

— Может, в Париже сыщется такой знаток, что прочтет? Понимаете, мать уже два года лежит без языка, а вдруг она захочет распорядиться насчет наследства или усадьбы в Ба-Нуане? Мы даже не знаем, куда подевались документы от нотариуса, а узнать-то позарез надо.

— Ухаживайте получше за вашей родительницей, проявите к ней хоть каплю бескорыстной любви, — рекомендует, зевая, Лаказ, привыкший врачевать проявления собственнических интересов воспитанием личности. — И тогда она сама сообщит вам все, что нужно.

— Сразу видать, что вы ее не знаете, старую ведьму! — сетует крестьянин и добавляет, бережно складывая платок, — я вам его не оставлю: не дай бог, потеряете. Лучше сделаю с него ксерокопию для вас.

Психиатр благодарит и осушает рюмку с коньяком, что означает: «Следующий!».

— Эй, хозяйка, ну-ка, налей доктору Сержу, я угощаю! Доктор, вы мне не напишете пару слов для внучки, ее Леле зовут. Она вас вырезала из «Гала», когда еще девчонкой была, вот гляньте, вы тут с Лоаной из «Лофта» [40] «Лофт» — фильм японского режиссера Кийоши Куросавы (2005). и с сынком Джонни.

Кумир Шатору ставит автограф на журнальной вырезке с горестной гримасой фрейдиста, попавшего к деревенским дикарям, и крестьянин отбывает, вполне осчастливленный, — день прошел не зря.

— Надо же, совсем не гордец! — восхищается дама в очереди передо мной. — А ведь дело свое как знает, с моими НЛО в один миг разобрался!

Я киваю, одновременно прикидывая, с чего начать беседу и каким образом изложить свою проблему. Фискальная проверка доходов психиатра благополучно завершена, — стало быть, с точки зрения служебной этики, ничто не мешает мне обратиться к нему якобы от лица друга, впавшего в депрессию, но слишком робкого, чтобы явиться лично.

— Ну-с? — бросает он со страдальческим видом, когда дама уходит, и я сажусь напротив него.

Хотя мы дважды встречались с ним по поводу его декларации 2042, а вчера утром столкнулись у него в ванной, он меня явно не узнал. Но я не хочу рисковать — вдруг он вспомнит мое имя после нашего разговора! — и с ходу называю себя и свою должность. Он мгновенно оживляется, и в его взгляде, затуманенном усталостью, вспыхивает огонек острого, опасливого интереса и надежды на реванш. Я расставляю все точки над i: бухгалтер, вероятно, вчера информировал его о том, что моя проверка вылилась в обыкновенный пересчет доходов. Лично меня очень радует благополучный исход этого дела, положивший конец нашим официальным отношениям, я высоко ценю его готовность к сотрудничеству и умение выслушать собеседника, а потому и решил поговорить с ним об одном своем друге, которого преследует воспоминание о какой-то предыдущей жизни.

Серж Лаказ садится попрямее, ставит локти на стол, укладывает подбородок в сплетенные пальцы, точно в гамак и, пристально глядя мне в глаза, с хищной улыбкой просит продолжать.

— Некие люди, так называемые медиумы, внушили ему, что в Средние века у него была сексуальная связь с юной владелицей замка, и теперь ему кажется, будто она общается с ним напрямую посредством автоматического письма, признается ему в любви и благодарит за то, что он освободил ее из многовекового заключения…

— Значит, он получает эти «послания» непосредственно от нее? — прерывает он, подчеркнув слово «послания» театральной мимикой.

— Да.

— Ясно.

Его тонкие губы кривятся и, не проходит пяти секунд, изрекают вердикт:

— Эпистолярный гермафродитизм. Классический случай. Его anima пишет письма его же animus . [41] Anima — душа (женское начало), animus — дух (мужское начало) ( лат. ). Вот и все. То, что вы назвали «автоматическим письмом», есть всего лишь бессознательная мускульная реакция, позволяющая разрушить сдерживающие центры собственного сверх-я, с целью выразить свои бессознательные импульсы и запреты. Пусть ваш друг удовлетворяет женскую часть своей натуры, нося тонкое женское белье, и все войдет в норму. Желаю успеха.