Колум Маккэнн - И пусть вращается прекрасный мир

— Простите, — сказала Марша, определенно не чувствуя за собой вины.

На миг все остановилось. Словно сам воздух развалился вдруг на части, чтобы все смогли посмотреть, из чего же он состоит.

Дженет потянулась вперед, похлопала Клэр по колену и говорит:

— Продолжай, ты интересно рассказываешь.

— Я не помню, о чем говорила, — пролепетала она. — На чем я остановилась?

Никто не шелохнулся.

— Я точно знаю, это было что-то очень важное, — сказала Клэр.

— Ты говорила о Джошуа, — подсказала Жаклин.

Марша обвела комнату гневным взглядом.

— Хоть убейте, не помню, о чем говорила, — повторила Клэр.

Она изобразила еще одну быструю, напряженную улыбку, словно ее мозг наотрез отказывался верить неопровержимым фактам, вдохнула поглубже и начала говорить. Вскоре она вновь мчала во весь опор по гладким рельсам Джошуа: тот находился на пороге чего-то совершенно нового, сказала она, едва ли мир когда-нибудь поймет, что же он потерял, ее сын собирался заставить электронные машинки творить благо для человека и человечества, и когда-нибудь эти штуки смогли бы разговаривать друг с дружкой, совсем как люди, они смогли бы даже воевать вместо людей, в сущности, это сложно понять, но поверьте мне, сказала она, именно туда и зовет нас будущее.

Марша снова поднялась на ноги и принялась разминаться у дверей. Второй ее зевок не был таким наглым, как первый, но затем она спросила:

— Никто из вас, случаем, не знает расписания паромов?

Клэр умолкла на полуслове.

— Не хотела тебя прерывать. Прости. Просто неприятно угодить в час пик, — объяснила Марша.

— Но день только начался.

— Знаю, но люди иногда бегут как сумасшедшие.

— О да, бегут, еще как, — пискнула Дженет.

— Иной раз часами приходится стоять в очереди.

— Часами…

— Даже по средам.

— Мы можем заказать что-нибудь на ланч, — предложила Клэр. — На Лексингтон открылся китайский ресторанчик…

— Право, не стоит. Спасибо.

Я видела, как покраснела Клэр. Она опять попыталась улыбнуться, такая нейтральная улыбка, и мне вспомнилась вдруг строчка: И всего-то капля яду, а она так и пошла. Это из старой песенки, которую я выучила еще девочкой, мама мне пела.

Клэр оправила на себе платье, потянула, чтобы не топорщилось. Потом взяла фотографию Джошуа с подоконника и тоже поднялась на ноги.

— Что ж, я очень благодарна вам за визит, — сказала она. — Уж и не помню, когда кто-то заходил в эту комнату.

Ее улыбкой стекло можно было резать.

А ответная улыбка Марши била как молотом. Жаклин отерла лоб, словно прошла через невесть какое испытание. Комнату заполнили эхи, и охи, и вздохи, и неловкие паузы, и осторожный кашель, но Клэр так и стояла, прижав к платью серебряную рамку с фотографией. Все заговорили вразнобой: и какое вышло чудесное утро, и спасибо тебе огромное за гостеприимство, и каким храбрым парнем был Джошуа, и нам нужно встретиться как можно скорей, и разве не чудо, каким умным он был, и как это я чуть не забыла, подскажите мне адрес пекарни, где вы покупали пончики, и всевозможные другие словесные кляпы, какими мы только могли заткнуть окружавшую нас тишину.

— Не забудь свой зонтик, Дженет.

— Я родилась с этим зонтиком в руке.

— Дождя же не будет?

— Пока льет дождь, такси ни за что не поймаешь.

В коридоре Марша заглянула в зеркало, подновила помаду и повесила сумочку на локоть.

— В следующий раз, когда позовешь в гости, напомни мне захватить с собой палатку.

— Что захватить?

— Я разобью палатку прямо тут.

— И я тоже, — заявила Дженет. — Правда, просто потрясающая квартира, Клэр.

— Настоящий пентхаус, — поправила ее Марша.

В воздухе летала ложь всех форм и обличий, она носилась взад и вперед, сталкиваясь, и даже Марше было боязно первой повернуть ручку на двери. Она остановилась у подставки для шляп с ножками в виде львиных лап с шарами, коснулась ее плечом, и лапы застучали по полу. На подставке закачались зонтики.

— Я позвоню тебе на следующей неделе, сразу как проснусь.

— Это было бы чудесно, — сказала Клэр.

— Я буду вас ждать у себя, начнем все с самого начала.

— Отличная мысль… жду не дождусь.

— Мы выпустим в воздух желтые воздушные шарики, — предложила Дженет. — Вы помните их?

— У нас разве были шарики?

— Нет, на дереве.

— Я не помню, — сказала Марша. — У меня ум за разум зашел. — Затем она наклонилась, прошептала что-то на ухо Дженет, и они обе захихикали.

Снаружи до нас доносились щелчки лифта, который то ли поднимался, то ли опускался.

— Можно задать деликатный вопрос? — сказала Марша и с виноватым выражением на лице легонько коснулась локтя Клэр.

— Да, пожалуйста.

— Нам следует оставить лифтеру на чай?

— О нет, конечно же, нет.

Я кинула последний быстрый взгляд в зеркало в коридоре и опустила глаза, чтобы проверить застежку на сумочке, когда Клэр вдруг потянула меня за локоть и оттащила в сторонку от двери.

— Может, захватишь с собой несколько рогаликов, Глория? — спросила она во всеуслышание.

— О, я уже съела сколько могла, — сказала я.

— Просто задержись еще немного, — едва слышно попросила Клэр.

У ее глаз начинала собираться влага.

— Правда же, Клэр, хватит с меня рогаликов.

— Останься на минутку, — прошептала она.

— Клэр, — сказала я, пытаясь попятиться, но она вцепилась мне в локоть так, словно тот был последней соломинкой.

— Когда остальные уйдут?

Я видела, как легко трепещут ее ноздри. У нее было такое лицо, к которому присмотришься поближе — и покажется, что оно вдруг состарилось. В голосе звучала мольба. Дженет, Жаклин и Марша были в дальнем конце коридора, подталкивали друг дружку, разглядывая картину на стене.

Конечно, мне не хотелось оставлять Клэр наедине с рассыпанными по ковру крошками от пончиков и с сигаретными окурками в пепельницах; думаю, я вполне могла бы остаться, закатать рукава и перемыть посуду, подмести пол и рассовать ломтики лимона по пластиковым коробочкам, но знаете ли, мне просто пришло в голову, что много лет назад мы не за тем колесили по стране в автобусах, обклеенных плакатами, ратовавшими за свободу и равноправие, чтобы теперь заниматься уборкой квартир на Парк-авеню, — какой бы умницей ни была Клэр, как бы она ни старалась, сколько бы ни улыбалась. Ничего против нее я не имела. У нее были такие большие, добрые глаза, она так широко их раскрыла. Я была вполне уверена, что смогу просто сидеть на диване, а она станет усердно прислуживать, поднося лакомые кусочки, но и не ради этого мы поднимали в свое время лозунги.

— Сохрани-помилуй, — вырвалось у меня.

Ничего не могла с собою поделать.

— Хм! — громко сказала Жаклин от парадной двери, будто прочищая горло, чтобы произнести речь.