Пол Остер - Сансет Парк

Он проводит время после полудня, фотографируя предприятия у залива, старые здания, приютившие последние еле выживающие компании в этом районе, производители окон и дверей, плавательных бассейнов, женской одежды и униформы медсестер, но фотографии выходят безликими, неинтересными, без вдохновения. На следующий день он путешествует в Чайна-таун на Восьмой Авеню, где многочисленные магазинчики и офисы, толпы прохожих, утки, висящие в окне мясника, сотни живописных сцен, яркие краски жизни вокруг него, но все равно ничто не трогает его; и он возвращается назад, не сделав ни единого снимка. Ему необходимо время, чтобы привыкнуть, говорит он себе. Его тело может быть здесь, но голова все еще с Пилар во Флориде, и пусть он опять дома, этот Нью Йорк — не его Нью Йорк, не Нью Йорк его памяти. Такой же дистанцией автобусного путешествия он мог бы запросто попасть в какой-нибудь иностранный город, или в другой город Америки.

Понемногу он начинает привыкать ко взгляду Эллен. Его больше не пугает ее любопытство, и хоть она и говорит меньше остальных за завтраком или ужином, она может быть очень разговорчивой с ним наедине. В основном она разговаривает с ним, задавая вопросы, не личные вопросы об его жизни или его прошлом, но вопросы об его мнении на разные темы от погоды и проблем мира. Нравится ему зима? Кто лучший художник — Пикассо или Матисс? Беспокоит ли его проблема глобального потепления? Был ли он рад, когда Обама стал президентом? Почему мужчинам так нравится спорт? Кто его любимый фотограф? Несомненно, ее прямые вопросы кажутся детскими, но в то же время они же часто вызывают в нем откровенные ответы, и, следуя протоптанной ранее дорогой Алис и Бинга, он тоже начинает чувствовать себя ответственным за нее. Он понимает, что Эллен одинока, и она ничего не имела бы против того, чтобы проводить каждую ночь в его постели, но он уже рассказал так много о Пилар, что это становится невозможным. В один из ее выходных она приглашает его прогуляться с ней по кладбищу Грин-Вуд, нанести визит в Город Мертвецов, как она называет, и в первый раз за все время его пребывания в Сансет Парк, внутри него что-то происходит. Во Флориде были оставленные, позабытые, никому не нужные вещи, а здесь, в Бруклине, были никому не нужные люди. Ему кажется, что стоило бы пойти посмотреть.

С Алис у него есть возможность поговорить хоть с кем-то о книгах — чрезвычайная редкость за все его годы колледжа и жизни с Пилар. В самом начале он обнаруживает, что она в основном невежественна в европейской и южно-американской литературах, что, в общем-то, слегка разочаровывает, но она представляет собой тот тип академического работника, поднявшегося в своем узком мире до самых крутых вершин и более знакомого с Беовульфом и Дрейзером, чем с Данте и Борхесом, что это не становится для него большой проблемой; у них появляется очень много общих тем для разговоров, и через совсем немногое время у них появляются специальные слова и жесты, выказывающие их отношение к предмету, язык междометий, мимики, поднятых бровей, кивков головой и внезапных хлопков по колену. Она не говорит с ним о Джэйке, потому и он не спрашивает ее ни о чем. Он рассказал ей о Пилар, однако, не так много, не так много, кроме того, как ее зовут, и что она приедет сюда из Флориды на Рождественский отдых. Он говорит отдых вместо каникул , потому что отдых подразумевает колледж, а каникулы всегда означают школу; и он не хочет никому в доме дать повода для того, чтобы узнать возраст Пилар, пока она сам сюда не приедет — и тогда, надеется он, уже никто и не спросит его об этом. Но даже если и спросят, это не проблема. Единственный человек-проблема — это Анджела, и Анджела не узнает, что Пилар уехала. Он вновь и вновь обсуждает эту деталь с Пилар. Она не должна говорить никому из сестер о том, что едет, не только Анджеле, но и Терезе и Марии, как только она даст им знать об этом, они все узнают; и пусть шансы невелики, но Анджела может последовать за Пилар в Нью Йорк.

Он покупает небольшую книжку с иллюстрациями о кладбище Грин-Вуд, и теперь он ходит каждый день туда с камерой, бродит между могил, монументов и склепов, почти всегда один от холодного декабрьского воздуха, тщательно изучая бьющую через край, часто безвкусную архитектуру некоторых упокойных мест, гранитные колонны и обелиски, греческие мотивы и египетские пирамиды, огромные статуи лежащих на спинах, оплакивающих женщин. Размер кладбища — чуть больше половины Центрального Парка, вполне достаточно места, чтобы потеряться, чтобы позабыть о своем заключении в скучнейшем месте Бруклина и гулять между деревьев и растений, подниматься по холмам и блуждать по тропам этого широченного некрополиса, чтобы позабыть о городе за спиной и заключить себя в абсолютную тишину мертвецов. Он делает снимки могил гангстеров и поэтов, генералов и фабрикантов, жертв преступлений и издателей газет, скоропостижно умерших детей, женщины, прожившей еще семнадцать лет после ее столетия, жены и матери президента Теодора Рузвельта, похороненных друг с дружкой в тот же самый день. Здесь лежат Элиас Хауи, изобретатель швейной машинки, братья Кампфи, придумавшие безопасные лезвия, Хенри Стейнвей, основатель Стейнвей Пиано Компани, Джон Ундервуд, основатель Ундервуд Тайпрайтер Компани, Хенри Чадвик, изобретший систему подсчета очков в бейсболе, Элмер Сперри, придумавший гироскоп. Через крематорий, построенный в середине двадцатого века, прошли тела Джона Стейнбека, Вуди Гатри, Эдварда Р. Морроу, Юби Блэйка, и сколько еще, знаменитых и не знаменитых, сколько еще душ трансформировалось в дым в этом жутком и прекрасном месте? Он погружается в другой совершенно бесцельный проект, и его фотокамера становится инструментом записи его потерянных, ненужных мыслей, но, по крайней мере, это — хоть какое-то занятие, чтобы провести время, пока не началась его новая жизнь, и где, как не на Грин-Вуд кладбище он смог бы узнать, что настоящее имя актера Франка Моргана, исполнявшего роль Волшебника страны Оз, было Вупперманн?

Сегодня — последний день уходящего года, и он возвращается домой из Англии на неделю раньше, чтобы попасть на похороны двадцатитрехлетней дочери Мартина Ротстейна, покончившей самоубийством в Венеции в ночь перед Рождеством. Он издавал работы Ротстейна со дня основания его издательства Хеллер Букс. Марти и Рензо были лишь два американца в самом начале, два американца вместе с Пер Карлсеном из Дании и Аннет Луврейн из Франции, и тридцать пять лет спустя он все еще их всех издает; они — сердцевина издательства, и он знает, что был бы никем без них. Новость прибыла вечером двадцать четвертого, электронное письмо-приглашение на прощальную Мессу, посланное сотням друзей и знакомых; он прочитал его на компьютере Уиллы в комнате лондонской гостиницы Шарлотт Стрит Хотел; грустное простое послание от Марти и Нины, что Суки распорядилась своей жизнью, и информация о дате похорон будет послана позже. Уилла не хотела, чтобы он поехал. Она подумала, что похороны будут слишком тяжелы для него — слишком много похорон для уходящего года, слишком много друзей умирает сейчас — и она знала, как опустошительны были для него эти потери, она использовала именно это слово опустошительны , но он сказал, что должен быть там, что будет совершенно невозможно не пойти — обязательства дружбы требовали этого — и, спустя четыре дня, он был на самолете в Нью Йорк.