Олег Лукошин - Коммунизм

— Это что, межпространственная машина? — решил я задать вопрос одному из докторов, тому, что светил мне в глаза миниатюрным фонариком.

— Совершенно верно! — радостно и дружелюбно отозвался тот.

— Как же это понимать, вы отправляете меня обратно в Россию?

Я был поражён животной тупости Кремлёвских либералов. Что ж они, решили, что это для меня наказание? Что я сдохну там без коммунизма? Да я тотчас же включусь со всей яростью в борьбу с миром капитала. И смею вас уверить, что сейчас, с моим опытом, это будет получаться у меня несоизмеримо эффективнее.

— Нет, Виталий Валерьевич, что ты! — артистично воскликнул, приближаясь ко мне, Горбунов. — Чтобы ты и там народ баламутил? Это было бы слишком милосердно для тебя. Незаслуженно милосердно.

— Игорь Михайлович? Какая трогательная встреча. Вылезли из болот на руководящую работу? Или где вы там прятались…

— Ах, не жаль меня своим поломанным жалом! Это слишком комично выглядит в твоём положении. Я остался верным Родине и присяге, а вот ты совершил предательство.

— Где вы сейчас? Всё там же, в отделе специальных проектов?

— Бери выше. Председатель КГБ СССР.

— Вона как! В таком случае о безопасности страны можно забыть.

Горбунов делано и ядовито усмехнулся.

— Куда меня отправляют? Почему отменена смертная казнь?

— А она не отменена! — обрадовал меня председатель КГБ. — Приговор будет приведён в исполнение через пару минут.

— Вы научились использовать эти машины для убийства? Растащите меня на молекулы?

— Не совсем. Ты останешься жив. По крайней мере, все здесь на это надеются. Но то место, куда тебя отправляют… Ну, фактически это несколько хуже, чем смертная казнь.

Чёрт, мне нравился этот остроумный мужик!

— Я чувствую, что вы готовы сообщить мне название этого райского поселения.

— С удовольствием сообщу. Это параллельная Вселенная «3-Игрек». Недавно открытая, надо заметить. Будешь её осваивать. А мы, с помощью микроскопических устройств, помещённых в твоё тело, будем за тобой наблюдать. И изучать эту крайне интересную для нас неизвестную Землю. Вряд ли ты продержишься там долго, но даже несколько дней, несколько часов твоего пребывания там дадут нашим учёным бесценную информацию об этом островке причинности.

Мне хватило лишь мгновения, чтобы сформулировать самый правильный в данной ситуации вопрос.

— Какой там общественно-политический строй?

— Там нет никакого строя, — улыбнулся Горбунов. — Это параллельная Земля, в которой не появился человек. Там царствует дикая, беспощадная природа. Нам даже неизвестно, существует ли в тамошнем хаосе доминирующий вид. Впрочем, у тебя будет шанс это узнать.

Мне сделали укол и подвели к саркофагу.

— А что это за баба? — успел спросить я, укладываясь на дно металлического гроба. — Вы тоже её перемещаете?

— Совершенно верно, — отозвался председатель КГБ. — Она — твоя напарница. Розалия Марино, перуанская маньячка и серийная убийца. Вырезала три семьи. Как ни странно, признана вменяемой и приговорена к смертной казни. Как и в твоём случае, казнь решили заменить на участие в научном эксперименте.

— На хрен она мне там сдалась?

— Ты знаешь, я тоже не вполне одобряю её участие в эксперименте. Но некоторые фантазёры-учёные решили дать вам двоим, что называется, большой-пребольшой шанс. Они полагают, что вы могли бы там выжить и даже нарожать детей, чтобы создать в этом диком мире человеческую расу. Полный бред, на мой взгляд. Но должен признать, что понаблюдать за вашими попытками стать там царями природы будет весьма забавно. Впрочем, я полагаю, шансов у вас нет никаких. Даже самых крохотных.

Крышку уже закрывали.

— Шансы есть всегда! — крикнул я этому циничному подонку. — Я ещё вернусь вышибить из тебя дурь!

Глаза стремительно застилало туманом. Погружаясь в потерянность, я успел заметить, как внутреннее пространство саркофага стремительно осветилось пронзительным в своей белизне светом. Свет пронизывал насквозь и растворял в себе. Вскоре сознание отключилось…

Ночь. Мы с Розой сидим у костра в пещере, одной из тех, что я нашёл на скальном откосе сегодня днём. Она самая высокая, все эти твари не достанут нас там. Больших трудов стоило туда забраться, но теперь мы чувствуем себя почти в безопасности. Почти, потому что не уверены в том, что к нам никто не выберется на огонёк из пещерных глубин.

У нас есть вода, фрукты и мясо — я убил сегодня какое-то животное, похожее на лань. У него вкусное мясо. Мы сможем продержаться на этом запасе как минимум неделю. Потом я буду делать вылазки в прерию и убивать там всё, что покажется съедобным. У меня лук и стрелы — я сумел сделать их, а потому сейчас не менее опасен, чем все причудливые здешние хищники. Я уверен, что смогу защитить себя и свою женщину, что сумею найти нам пропитание.

Роза беременна.

— Тва! — говорит она на ломанном русском и показывает мне два пальца.

Она считает, что у неё родится двойня. Я только рад этому: двое, трое, четверо — нам нужно как можно больше человеческих детёнышей. Чтобы они скорее выросли и стали здесь царями природы. Разорви меня на части самый огромный и уродливый ящер, которого довелось мне здесь встретить, но я чувствую, знаю: рано или поздно мы станем повелителями этой планеты. Потому что по-другому нельзя. Мы должны бороться за жизнь, куда бы нас ни забросила судьба, бороться и строить свой коммунизм, потому что только ради этого стоит жить.

Роза запахивается в шкуру и плотнее прижимается ко мне. Она хорошая. Сильная, яростная, безжалостная. Мы прекрасно ладим друг с другом. Она улыбается мне. Я наклоняюсь к ней и целую её в губы. Не знаю, можно ли назвать то, что я испытываю к ней, любовью, но чувство это твёрдое и цельное. В нём нет соплей и банальностей. Мы пытаемся выжить, а потому нужны друг другу. Мы понимаем, что вдвоём нам всё по силам.

Вскоре моя женщина засыпает, а я смотрю на языки пламени, что лениво обгладывают обуглившиеся остатки брошенной в костёр древесины. Надо подбросить ещё, костёр не должен гаснуть ни на минуту. Он отпугивает всю нечисть. Повелитель огня — хозяин этой планеты. Мы готовы на всё ради жизни: вгрызаться местным тварям в горло, пронзать их копьями и стрелами, рвать на куски руками и зубами. Мы должны выжить, потому что кому же, кроме как нам и нашим детям, суждено пожить при сокровенном коммунизме?

Почему-то мне кажется, что сейчас я гораздо ближе к нему, чем когда бы то ни было.