Игорь Удачин - Встретимся в Эмпиреях

— Я вдруг подумал, Гоголь: тебе же на войну ну никак нельзя — ты чеку-то в бою выдернешь, а гранату кинуть забудешь! — еще сильнее затрясся он в приступе хохота.

Вообще, все разговоры о войне в нашей компании вне стен училища были своего рода табу. Но сейчас Сливе простили. Не доходить же до крайностей.

Слива выглядел совсем мальчишкой по сравнению с нами, хотя и был нашим ровесником. Впрочем, имелись у него предпосылки превращения в скором времени в видного красавца-парня, голубоглазого блондина. За последние полгода он прибавил сантиметра три в росте, плечи тоже разбухали как на дрожжах. Но подводили все еще и к семнадцати не начавший ломаться девчачий голосок и инфантильность натуры.

С женщинами Слива до сих пор был «на вы». Ух, помню, чего только не натерпелся он от нас с Демоном, вкусивших уже запретный плод. Меры в насмешках и поддевках над Сливой мы, признаться, абсолютно не знали, и от этого, конечно, дружба наша не крепла. Приходилось взрослеть. «Слушай, Демон, кому-то в жизни надо со всеми бабами перекувыркаться, а кому-то — все книги прочитать; каждому — свое, — выдал я на-гора очередной образчик банальности, снова жутко собой довольный. — Может, оставим Сливу в покое, а?..» Оставили.

Маленькое «лирическое» отступление. Хорошо ли вы представляете себе психологию закоренелого девственника или имеющего склонность к подобному типажу? Так вот. Сначала у него как-то все не клеится с противоположным полом. Что такое? Непонятно, но черт с ним ― видно, нужно время. Затем такая история начинает тревожно затягиваться, и тогда уже мозги настраиваются на волну сопротивления, самооправдания. Куда деться от грозного ока преуспевших в плане сексуального развития сверстников? Возникает насущная потребность в защитной позиции. Очертания ее стандартны: «Я выше всего этого, я жду настоящей любви». Точка.

Слива, по моему мнению, вырыл себе ту же яму. А объектом ожидания стала для него (кто бы вы думали?) Виктория. Так что если разобраться, вот откуда ноги растут у нашего с Демоном «пакта о ненападении».

Что же Виктория? Скорее всего, она его воздыханий просто не замечала, да и Слива был осторожен. Любил «издалека».

А вообще, Слива — светлая голова, хоть и кажется иногда бестолковым. Любит пошутить, посмеяться, как любой из нас. Правда, мнительный очень по любому поводу. Человек мягкий, но порою бывает и взрывной. Трудно поверить, что он вырос единственным мужчиной в доме. Слива живет с матерью и двумя младшими сестрами, пяти и девяти лет (все дети в семье от разных отцов). Но Слива справляется. Молодец.

— Да, будь так любезен, — подыграл я Демону, взяв предложенную им сигаретную пачку, — не накурился совсем. Мрак!

Я — Гоголь. Что рассказать о себе? Среднего роста. Русые волосы. Рискну утверждать, что симпатичный, неглупый и не слишком утомительный в общении. Однако многие считают меня человеком сложным и даже в некоторой степени странным. Уф, может и так. Люблю удивлять. И выражение «не от мира сего» ― для меня, если задуматься, скорее, комплимент, нежели колкость.

Живем вдвоем с отцом в небольшой квартире на наши с ним скромные зарплату рабочего и стипендию курсанта. Но все-таки нам приходится проще, чем многим в нынешнее время. Вот. О себе — все.

Скажу лучше несколько слов о нас вместе взятых.

Демон, Слива, Виктория, Гоголь — разумеется, не настоящие наши имена. Но они дороже нам, чем настоящие, потому что так называем друг друга только мы. Не удается избежать высокопарности: это один из кирпичиков иллюзорного здания, построенного нами, в котором все вместе мы вольны хотя бы на время забыть, что мы — быдло, взращенное «империей зла» для великой мясорубки. Мы словно пытаемся играть в жизнь посреди большого пепелища. Иными словами, когда видишь, что мир, в котором ты живешь, сошел с ума — хочется создать свой. Обособленный, альтернативный. Где все по-другому. И мы начали с самого простого, с имен: не курсанты Н., С., П. и Р., а Демон, Слива, Виктория и Гоголь! Но чем ближе совершеннолетие, тем игра эта дается нам все с большим трудом. И именно тогда, весной ХХХХ года, мы почувствовали это особенно остро и неотвратимо…

Будем считать, короткие зарисовки обо мне и моих друзьях пришлись кстати и знакомство состоялось.

Да, я ничего (или почти ничего) не сказал о городе, в котором мы живем, об училище и нравах в нем, о нашем быте, обо всем том тотальном цинизме, царящем вокруг, и многом-многом. Но сразу приготовьтесь к тому, что «многое-многое» я буду вынужден по большей части опускать. Не могу объять необъятное ― просто не хватит выдержки, учитывая гнетущее меня душевное состояние, в котором я засел за написание этой истории. Ну и конечно же, закройте глаза на невольную сумятицу времен в повествовании. Ведь все, что было, до сих пор проигрывается в какой-то потаенной клеточке моего мозга как наяву, точно здесь и сейчас. И как же трудно убедить себя в том, что исправить ничего нельзя. Что я, увы, не эмпирейский обитатель, которому все подвластно…

Если договорились — стало быть, поехали дальше.

— Гоголь, ты постоянно витаешь в облаках. Расскажи, о чем ты думаешь? — обращается ко мне Демон спустя время после того, как ребята успокоились (и теперь немного загрустили). Погода, как я обмолвился, стояла теплая, почти жаркая, и всех одолевала дремота.

Скорее, это был вопрос от безделья; что называется — вопрос ради вопроса. Никто на него даже не отреагировал. Виктория и Слива лежали на траве с закрытыми глазами. Демон полусидел-полулежал, со скучающим видом изучая ногти на своих руках (создавалось впечатление, будто он не подавал и звука). Но черт меня знает — я начал отвечать с полной серьезностью, граничащей с драматичностью:

— О смерти, Демон. О том, что вот мы сейчас лежим здесь, греемся на солнышке, убиваем время — в общем, ведем себя так, точно ничего не должно произойти… Будто все мы собрались жить долго и счастливо. Жить вечно. А между тем, все совершенно наоборот. Разве не так?

Демон перевел взгляд со своих ногтей на меня. Было видно, что он сбит с толку и переваривает то, что я на него вдруг «вывалил». Виктория приняла сидячее положение и смотрела на нас слегка прищуренными глазами.

— О смерти?.. А не рановато ли о ней думать? — Демон состроил гримасу недоумения, выставив вперед подбородок и смешно раздув ноздри. — Нужно жить и наслаждаться жизнью!

— Вот-вот. О чем я и говорю: ты собрался жить вечно.

— Нет, не вечно, — Демон выпрямился и впился в меня взглядом. Похоже, он настраивал себя выйти победителем в этой ни с того ни с сего возникшей полемике (подметив это, я готовил себя к тому же). — Я согласен: вскоре нас может ожидать самое худшее. Но, понимаешь, я считаю большой глупостью и, если хочешь, роскошью посыпать голову пеплом. У меня еще есть время…