Ильдар Абузяров - Агробление по-олбански

– Я не могу медлить, меня четыре жены в Албании ждут. Да как хотите. Что я с вами нянчусь? – посерьезнел Порошканскаи. – Я пойду своей дорогой. В Стамбуле мы расстанемся.

В Сараево есть два автовокзала – в разных концах города. Один для сербов, другой для мусульман и хорватов. С какого отправляться в Стамбул – гадать не стали. Купив билеты, вышли к остановке, а там под навесом их уже ждала женщина в черном. Но под ее черными покровами скрывалось белое тело. Это Петр помнил с белогалечного пляжа в Черногории. Кажется, ее зовут Агница. Автобус, подобный огромному ботинку, шаркая, вплотную приблизился к перрону.

– Четыре места есть? – спросил Петр у водителя, согнувшегося над рулем, как сбившийся язык.

– Есть два места наверху и два внизу.

– Мы с Давидом внизу, – обнял Эфлисон за плечи Порошкански.

– Почему вы внизу?

– Потому что я слишком толстый, чтобы подниматься. Чего доброго свалюсь. А Порошкански самый худой. Мы как раз уместимся на двух сиденьях.

– А женщина? Вдруг у нее закружится голова?

– Про женщину я не подумал, – почесал щеки Эфлисон. – Хорошо, вы с Порошкански идите наверх. А мы с женщиной…

– Нет уж, дудки, вы идите наверх…

– Ну что, садимся? – раздраженно спросил водитель. – Долго вы там будете браниться?

– Мы уже.

– Багажное отделение открывать?

– О, можно было Жоржика взять с собой!

– Спасибо, не надо, – сказал Петр.

Петр плюхнулся в кресло, такое свободное, вроде незавязанного ботинка, и сразу в окно шнурком поползли лучи солнца. Женщина Агница задернула занавески, и автобус плавно тронулся в путь-дорогу.

Странно, подумал Петр, то солнца боится, то ему отдается. Он закрыл глаза и почувствовал, как потолок прогибается, приближается к его лбу и носу.

Ага, значит, Эфлисон и Порошкански благополучно достигли своих мест. Плюхнулись.

Он посмотрел на женщину Агницу. Та время от времени чесала себе ноги.

– Что, комары покусали?

– Нет, просто царапины. Царапины природы.

Однажды Петру приснился сон, будто Большую Женщину, как комары, облепили тираны-кровопийцы. Они были везде: на грудях, на животе, на бедрах, да не просто так, а выпрашивая мировое могущество. Были здесь и Тамерлан, и Наполеон, и Иван Грозный с Симеоном Гордым, и Ганнибал с Ашшурбанипалом и даже Ашшурнасирпалом Вторым, и конечно, Энвер Хонжа с Иосифом Виссарионовичем Сталиным. А как же без тирана Тираны в такой компании.

И так они все надоели Большой Женщине своим жужжанием, а особенно Чингисхан, без конца шептавший на ухо Денизе: «Есть только три наслаждения: есть мясо, ездить на мясе и втыкать мясо в мясо». При этом он почему-то пасся в ее рыжих волосах. Тираны так достали Большую Женщину, что она без лишних разговоров и прямо на месте решила замочить их гигантским «Раптором». Достала откуда-то зеленую ядовитую таблетку, а затем опустила ее в горячую вульву.

– У меня есть кефир – хорошее средство, если на солнце сгоришь, кстати, тоже.

– Лучшее средство от царапин – сон, – сказала женщина, укладывая себе под ноги объемные сумки. Повернулась к Петру спиной. Но спать не смогла, хотя у Петра было достаточно времени, чтобы полюбоваться изгибом бедер и расчесанными до красноты лучами солнца икрами Агницы.

Через полчаса они уже были на «ты» – Варга и Агница.

– Куда путь держишь?

– В Салоники или Фессалоники. До сих пор не знаю, как правильно.

– А зачем едешь?

– …

– Я хотел спросить: по служебным делам или по личным?

– По личным.

– К родственникам?

– К сестре Пигалице и детям.

– Дело хорошее.

– Не дело, а долг.

Петр помог переложить женщине Агнице сумки из-под ног на багажную полку.

– Что у тебя там за банки?

– Краска.

– Для волос?

– Для могильной ограды. Вот еду покрасить ограды на могилках своих дочерей, – продолжила Агница помолчав. – Ты бы видел, какие они были красивые! Пусть Албасты ветром с моря не обдирает могилки моих дочек. Все равно мои дочки просто красавицы.

Тут Петр вспомнил, что эта женщина похоронила трех своих детей.

– Я, кажется, слышал. Ваших дочерей от разных мужей убили в последнюю войну.

– Все это россказни мужчин, которые хотят меня, но боятся приблизиться. Потому что все трое умерли в младенчестве. Старшую звали Серафима, она умерла от грыжи. Средненькую, Степаниду, прихватила пневмония. А самую маленькую – малютку Софью – забрал прямо из пеленок порок сердца.

– На тебя, наверное, были похожи? – спросил Петр, удивляясь тому, почему к Агнице боятся приблизиться мужчины. Чего тут страшного? Вот ведь он сидит рядом, время от времени касаясь локтем пухлого предплечья.

– Вообще-то, они были мальчики, – призналась Агница, – я их женскими именами назвала, и даже панихиду в церкви заказала на них. Одевала в женские платья, но не помогло.

– Как Одиссея? – удивился Петр и как бы между прочим спросил: – Зачем это?

– Хотела уберечь от смерти, точнее, от злой Албасты!

«При чем здесь албанцы?» – подумал Петр. Не раз Петр слышал, что во всех бедах на Балканах виноваты албанцы. Вдвойне обидно было слышать такое от красивой женщины. Разве албанцы их зачинали или убивали?

– Нет, как может Албасты зачать? Она на это неспособна. Нет, Албасты их только погубила, – отрицательно замотала головой женщина, – всех как одного.

Теперь покраснел Петр.

– Ты же сказала, что они от грыжи, так при чем здесь албанцы?

– Албасты – она такая.

Петр выпрямил спину, решив биться за мужское достоинство албанцев как представителей себя.

– Подожди, давай разберемся. Кто такая Албасты?

– Албасты – это Большая Женщина, – продолжала Агница, – чудище такое женского рода.

– Фу-ты, – наконец-то до Петра дошло, – значит, албанцы здесь ни при чем, просто слово похожее.

– Да, похожее, – согласилась женщина Агница.

– Давай сначала. Откуда ты ее знаешь?

– Мне прабабка рассказала. А ей ее прабабка. А той ее прабабка.

– И что они рассказывали?

– Они рассказали, что Албасты – ненасытная великанша. Она не может найти себе мужчину. И очень ревнует каждую женщину на Балканах к молодому пареньку. Поэтому на Балканах все время идут войны. И любить по-балкански это значит ненавидеть, а дружить – презирать соседа. Албасты через войну забирает у девушек парней. Албасты очень ревнива. Она мстит всем девушкам, вступившим в половую близость с мужчинами. Но не сразу, она душит молодых рожениц и их детей. Чаще всего она грудничков душит своим истошным криком, недоступным уху взрослого, а рожениц губит во время отхода вод, сжимает матерям сердце. Потому что Албасты как-то связана с водой. Обитает рядом с реками и морями. Поэтому она хватает печень новорожденного и несет ее быстрее к воде. Если она успеет опустить печень до первого крика, то ребенок гибнет. Так было с моей Степанидой. Иногда она во время родов хватает сердце женщины и тоже тащит его к воде, сердце женщины охладевает, и она гибнет, а вместе с ней может погибнуть ребенок. А еще она насылает на женщин во время родов и на мужчин во время соития кошмары.