Эндрю Уилсон - Любовь в отсутствие любви

Отца Ричелдис не помнила. Запойный пьяница, он умер почти сразу после рождения дочери. Ричелдис было трудно представить мать замужней дамой. Об этом периоде своей жизни Мадж говорить не любила, а когда приходилось, рассказы больше походили на анекдоты, щедро пересыпанные громкими именами: например, где Эрик пьянствовал с Рональдом Ботралом и художником Майклом Айртоном, у кого в гостях подрался с Роем Кэмпбеллом и все в таком духе.

Во время войны у Мадж дома образовалось нечто вроде литературного салона, куда захаживали ее друг и приятель Чарльз Уильямс, Кристофер Фрай, преподобный Хью Росс Уильямсон, Джон Бетжемен и многие другие. Бывал у нее и Элиот. [16] Уильямс Чарльз (1886–1945) — английский писатель, поэт и теолог, близкий друг и единомышленник Д. Толкина и К. С. Льюиса; Фрай Кристофер (род. 1907) — английский драматург и театральный деятель; Бетжемен Джон (1906–1984) — английский поэт; Элиот Томас Стернз (1888–1965) — англо-американский поэт и критик, издатель, лауреат Нобелевской премии (1948 г.). Не только поэт, но и издатель, он даже как-то написал предисловие к книге одного из ее авторов. «Том — он такой славный!»

Мадж никогда нельзя было назвать примерной христианкой, но во время беременности она зачастила в церковь в компании Лилиан Бейлис, [17] Бейлис Лилиан Мэри (1874–1937) — театральный деятель и антрепренер. своей хорошей приятельницы. Тогда у всех на устах был Уолсингем и Хоуп-Паттен. [18] В 1920-е годы англиканский священник Уолсингема Альфред Хоуп-Паттен вознамерился восстановить средневековую святыню. Многие потешались над ним, многие — восхищались. Ходила легенда, что Георг V, посетив Уолсингем, увидев Черную Мадонну, упал перед ней на колени. С потолка свисали лампы, плавились восковые свечи. Король благоговейно прошептал: «Неужели это моя церковь?» Эта история очень нравилась друзьям Мадж, мнящим себя примерными католиками. О чем бы ни заходила речь, они воспринимали все с напускной насмешливостью, под которой, однако, таился чуть ли не истовый фанатизм. Церковь Богоматери Уолсингемской была возведена в 1061 году по образу и подобию Назаретской святыни на средства некоей вдовы по имени Ричелдис. Предание гласит, что вдове было откровение самой Девы Марии. «Пресвятая Богоматерь», — весело воскликнула беременная Мадж, подпустив ирландский акцент. Как — то в издательстве коллеги, разговорившись «о высоком», пришли к выводу, что среди приверженцев римско-католической церкви распространено имя Бернадетт, а сторонники англиканской церкви не слишком жалуют имя Ричелдис, несмотря на его благозвучность.

— Если родится девочка, назову ее Ричелдис, — заявила Мадж.

— Шутишь? — усомнился кто-то.

— Ни в коем случае.

После войны посещения церкви потихоньку сошли на нет, хотя девочка помнила, как ее возили в зеленом, дышащем на ладан автомобильчике Роуз Макалей [19] Макалей Роуз (1881–1958) — английская писательница. в Нэшдом поучаствовать в процессии по случаю праздника Тела Христова. Правда, в сам храм они так и не попали. Сама Ричелдис была убежденной атеисткой. Мадж на дух не выносила современные переводы Библии и литургии. Кто бы мог подумать, что по иронии судьбы доживать жизнь ей придется в компании пастора, пусть даже такого непутевого, как Бартл.

Итак, Бартл проснулся часа в четыре дня. И почувствовал, что совершенно не выспался. После обеда Мадж обычно ложилась отдохнуть, а он либо читал, либо возился по хозяйству. Но несколько страниц переписки Литлтона с Харт-Дэвисом оказались настолько снотворными, что он снова уснул. Книга так и лежала у него на груди, зрелище очень напоминало картину «Святыня, сохраненная в бою».

Вообще-то, вряд ли кому пришло бы в голову сравнивать Бартла Лонгворта с ратником. Драные носки, серые кальсоны, пузырящиеся на коленях, анемичный вид не наводили на мысль о полях сражений. По пятнам на брюках Шерлок Холмс определил бы в нем рассеянного велосипедиста, постоянно забывающего о специальных прищепках. Белый живот, виднеющийся из-под фуфайки, литлвудская рубашка. Полицейский галстук, скорее всего, выуженный из груды тряпья на блошином рынке, хотя Бартл вряд ли догадывался о его происхождении. Плохо выбритое невыразительное лицо (пора менять батарейки в электробритве!) не наводило на мысли о пассионарных персонажах великого Данте. Бартл был весь какой-то бесцветный: тонкогубый, почти безбровый; жалкая растительность у него на голове явно нуждалась в шампуне и расческе.

— Бартл! — хрипловатый голос ворвался в его дрему. — Бартл!

— Иду!

— Тебя только за смертью посылать… — слова потонули в лающем кашле.

— Иду.

— Где ты был?

Он прошлепал вверх по лестнице, сзади волочились шнурки башмаков.

— Задремал, — виновато сказал он.

— Охрипнешь, пока тебя дозовешься. Я уж подумала, ты ушел.

— Чаю принести?

— А что, завтрака не будет?

— Мы уже завтракали.

— Ты с ума сошел?

— Не понял… Хотя… вполне возможно.

— Вот и я о том же.

— Но мы действительно уже завтракали. Картофельная запеканка с мясом и мороженые сливы…

— Мне не интересно, что ты ел. Где Ричелдис?

— Дома, наверно.

— Она обещала прийти.

— А разве она собиралась?

— Черт, ну почему ты никогда не слушаешь? Я никогда не ошибаюсь. Ну почему все вечно говорят одно, а делают другое, совсем как мистер Багли.

— Брэндон.

— Багли.

— Твоего педикюрщика зовут Брендон.

— Тогда Бэмптон. Плевать, как его зовут. Он сказал, что придет во вторник, а потом, видите ли, оказалось, что вторник превратился в понедельник и что я должна была его ждать именно в понедельник.

— Может, мы перепутали день?

— Не делай из меня идиотку. Я еще не окончательно выжила из ума. И зачем, скажите на милость, назначать время, если все равно не придешь? Договариваться о чем-то, если не собираешься ничего делать? Кстати, у меня кончаются носовые платки. Ты слышал эту пьесу?

— Нет, я заснул.

— По радио.

Казалось, разговаривают двое глухих.

— Этим молокососам позволили пролезть на Би-би-си. А мы, выросшие на хороших постановках, вынуждены целыми днями терпеть это бесконечное обсасывание постельных утех. Возьми себе виски.

Он сделал большой глоток из горлышка бутылки, стоявшей у изголовья.

— Пойду поставлю чайник.

Идти было недалеко, от кухни Бартла отделяла его собственная, донельзя запущенная комната. Он поставил на поднос электрический чайник, коробочку с чайными пакетиками и замызганный пакет молока. Иногда они пили чай внизу в столовой, но в последнее время чаще устраивались в комнате Мадж, глядя из окна на верхушки деревьев, торчащие за пустырем, и скрашивая беседу изрядными порциями виски.