Махмуд Теймур - Египетские новеллы

Я направился к кинотеатру, так и не узнав всего, о чем говорили молодые люди, стоявшие на улице. Но, проходя мимо, я услышал, как один из них заметил:

— Она так одета потому, что идет на свиданье с Сен Сеном. Вы не знаете Сен Сена? Это офицер, похожий на киноартиста.

А другой предложил:

— Дайте-ка я его проучу!

Я почувствовал жалость к Зейнаб и подошел к ней. Но прежде, чем я успел поздороваться, она с изумлением посмотрела на меня, удивленно подняв брови, и повела плечами точно так, как я часто видел на экранах кино. Я протянул ей руку, спросил о младших сестрах и об отце; она как-то машинально ответила: «Все живы».

Мы расстались. Но от этой встречи во мне что-то осталось, однако я никак не мог понять, что именно. Она стала теперь совсем другой, чем до замужества. Мне показалось, что от своего мужа она никогда не слышала тех слов, которые герои ее любимых кинофильмов обычно говорят своим возлюбленным. И, быть может, в глубине души каждого мужчины она искала юношу, который будет говорить ей эти слова, будет так же ее целовать, как это проделывают артисты в кино. Кто знает?

Во всяком случае, я не мог представить себе, что эту маленькую распутницу воспитал Мансур эфенди. Я надеялся, что мне удастся найти для него оправдание в том, что его дочь Зейнаб превратилась в такую девушку, которая живет в мире, созданном героями кинофильмов, то есть в мире бесстыдных и авантюрных приключений. Однако неудача постигла Мансура эфенди не только с Зейнаб. Юноши из нашего квартала, которые учились у него и получали от него мятные лепешки, не переставали поговаривать и о его остальных дочерях.

На самом деле Мансур эфенди был достаточно внимателен к своим дочерям; он даже не разрешал им выходить одним на улицу. И жена его ревностно заботилась о своем домашнем очаге. Тем не менее юноши из нашего квартала, узнававшие после очередных приездов Зейнаб в Каир о ее похождениях, полагали, что младшие сестры, подражая ей, встали на тот же путь.

Мансур эфенди купил радиоприемник. Он понял, что был неправ, запретив Зейнаб учиться в школе. Теперь он послал в женскую школу среднюю дочь, чтобы она со временем стала действительно честной женой. Он поклялся предоставить и младшей дочери возможность поступить в среднюю школу, а впоследствии и в университет.

Шло время. Средней дочери исполнилось шестнадцать лет. Она научилась часами кривляться перед зеркалом, привыкла слушать по радио меланхолические вздохи певцов и сама научилась вздыхать. В груди ее вспыхнули какие-то тревожные и печальные желания, разгорелись непонятные чувства, смешивавшиеся с запутанными сюжетами кинофильмов, в которых девушки мгновение томно шевелят губами, а затем в порыве страсти бросаются в объятия возлюбленного и теряют сознание от продолжительного поцелуя.

Однако она в конце концов нашла для себя порядочного человека. Отец послал ее жить к мужу в деревню, подальше от Каира и кино.

Теперь Мансур эфенди заботился только о младшей дочери, которая с успехом окончила начальную школу и продолжала учиться дальше.

Я поступил в университет, но мои связи с нашим кварталом не прерывались. Как и раньше, часами я просиживал в кафе, мимо которого на скрещении улиц проходит трамвай. На этих улицах доживают свой век старые умирающие турецкие семьи и живут полной жизнью семьи египтян, строящих на жесткой каирской земле свое будущее.

Война внесла много нового в быт людей. Каир узнал и воздушные налеты и бомбоубежища. Стали издаваться журналы, в которых рассказывалось о королевах красоты, о королевах самых красивых ног и грудей, о королевах соблазнов. За наглухо зашторенными окнами Каир зажил шумной жизнью. За этими окнами Каир преподносил солдатам своих союзников самых красивых женщин.

Все это пугало Мансура эфенди, да и не только его, но и всех отцов, оберегавших своих дочерей. Но ничто так не страшило его, как толпы людей в бомбоубежищах. После объявления тревоги многие, чтобы успеть втиснуться в убежище, устремлялись туда в одном ночном белье, часто босыми. Сотни раз Мансур эфенди выражал свое недовольство тем, что его супруга выходит из дому с непокрытой головой и младшая дочь выбегает в бомбоубежище в одной ночной рубашке, почти не прикрывавшей ее молодое тело.

А в убежищах люди не в состоянии уследить за своими женами и дочерьми. Когда грозит смертельная опасность, все становится позволительным. В теле человека разгорается желание, и если бы он мог, то утвердил бы свое желание жить, крепко прижавшись к телу, которое рядом.

Сколько раз отец видел свою дрожащую дочь, которую обнимал неизвестный ни ему, ни ей юноша. Мансур эфенди возмущался, сердились и другие отцы и матери. Но это повторялось каждый раз, когда объявлялась воздушная тревога. Мансур эфенди решил было запретить жене и дочери ходить в убежище. Но как только раздавался вой сирены, он велел им немедленно отправляться туда.

Однако больше всего Мансур эфенди опасался кинофильмов, буквально наводнивших Каир. Многие из них рассказывали о любви, начавшейся в убежище во время бомбежки: жена обнаруживает, что сосед по убежищу ей симпатичен, и дело заканчивается изменой мужу. В другой картине девушка, на которую мужчины никогда не обращали внимания, в убежище находит свою мечту и любовь. Многие из этих кинофильмов превращали бомбоубежище в замок снов и мечтаний, где можно отыскать себе подходящего мужчину, а войну — в удобный предлог для любви.

Нападки Мансура эфенди на кинофильмы и на то, что происходило в Каире, зашли так далеко, что знакомые советовали ему придержать язык за зубами. В противном случае власти сочтут его врагом порядка, нарушающим военную дисциплину, и тогда никто не сжалится над старостью Мансура эфенди, его упрячут в тюрьму вплоть до самого окончания войны.

Все это рассказал мне старый учитель в кафе. Мимо кафе проходил трамвай, а неподалеку пролегало шоссе на Хильмию. Я подсел к старику, Мансур эфенди приветливо кивнул мне и спросил, как у меня идет учение. Я ответил, что скоро кончаю университет.

Мансур эфенди приятно удивился, улыбнулся и сказал:

— Прекрасно, прекрасно! Все мои ученики вышли в люди. Среди них есть доктора, адвокаты, офицеры. Некоторые работают писарями в судах, другие учительствуют. Прекрасно, прекрасно!.. Ты кончай университет, но береги себя от соблазна и искушения! — Затем, немного помолчав, он неожиданно спросил: — А ты ходишь в кино? Там ведь ничего не увидишь, кроме бессмысленных фантазий.

Я ответил, что не согласен с таким отношением к кино.

Но мои слова были неприятны Мансуру эфенди. Повысив голос, он раздраженно сказал:

— Эх, брат мой, именно кино испортило всю нашу жизнь!.. Да проклянет его аллах! Я уверен, что край, который называют Голливудом, — это дьявольская земля, где соблазняют правоверных!