Франсеск Миральес - 2013. Конец времен

– Так уж созданы люди, – холодно сказал я, – однако я, как мне кажется, приехал сюда среди ночи вовсе не для того, чтобы с тобой пофилософствовать. Расскажи мне о том, что произошло.

– Он в конце концов нашел тот чертов комод, – стала рассказывать Эльза, сбросив туфлю с правой ступни на пол.

– В своем последнем разговоре со мной он упомянул об имеющихся под этим кварталом катакомбах. Комод находился там?

– Нет, хотя это было бы намного романтичнее. Знаешь, под этим еврейским кварталом находится целый таинственный мир из различных ходов и склепов. О нем известно крайне мало. В монастыре Святого Доминика, например, есть старинное подземное водохранилище с лестницей, которая спускается кругами до самого дна. И снизу видно, что потолок состоит из могильных плит. Когда находишься там, возникает ощущение, что ты попал в потусторонний мир и ходишь под могилами. Ужасно, правда?

Рассказывая обо всем этом, она босой ногой помогла себе стащить туфлю и со второй ступни. Затем она положила обе ступни мне на колени.

Никак это не прокомментировав, я отодвинулся в сторону – так, чтобы ее ступни соскользнули с моих коленей на диван. Эльзу подобные «маневры», похоже, слегка позабавили. Она явно гордилась своими длинными – как у балерины – ногами: слегка пошевелила ими, чтобы я обратил на них внимание.

– Так где же все-таки находился комод? – спросил я, заставляя себе говорить невозмутимым тоном.

– Гораздо ближе, чем мы предполагали, – на заброшенной улице в квартале Эль-Каль. Грабители после ограбления сгрузили мебель там. Они, вероятно, где-то раздобыли ключ от ворот в заборе, преграждающем вход на эту улицу. Эти ворота уже много лет никто не отпирал.

– Но ведь оставлять награбленное так близко от места преступления – очень рискованно.

– Нет, не очень – полиция вряд ли додумалась бы туда заглянуть. Люди ведь очень часто не видят того, что находится у них под самым носом.

– А твой отец, получается, увидел, – сказал я скептически. – Как ему удалось найти там комод, если улица – заброшенная?

– Ему подсказал один сосед, который видел из заднего окна своего дома, как те люди разгружали мебель, – пояснила Эльза, сгибая ноги и ставя их ступнями на свое кресло-качалку.

– И когда он явился туда, чтобы забрать свое добро, они его убили.

– Именно так. Ты будешь присутствовать на его похоронах?

– Я надеюсь, что мне не придется присутствовать на своих собственных. Ты прекрасно понимаешь, что я не верю ни одному слову из всего, что ты мне сейчас рассказала.

Едва я произнес эти слова, как зажегся свет. Альфред Десместре стоял, ухмыляясь, посреди гостиной в помятом пиджаке с залатанными на локтях рукавами – как будто он пришел на встречу с кем-нибудь не очень им уважаемым. В общем-то, так оно и было.

– Вот и хорошо, – сказал он певучим голосом, – а то я уже начал сомневаться, что вы – именно тот человек, который мне нужен.

Я сидел в этой задрипанной гостиной, глядя на Десместре и его дочь и чувствуя себя жертвой унизительного розыгрыша.

– Прошу извинить нас за это небольшое театрализованное представление. – Антиквар, отодвинув кота, сел на диван рядом со мной. – Я вообще-то намеревался честно рассказать вам о сложившейся ситуации, однако Эльза сказала, что так я вас сюда не вытащу. Поэтому я разыграл спектакль, главным персонажем которого стала моя якобы осиротевшая дочь… А вот то, что касается денег, – это уже не спектакль.

Гарсиа забрался на колени своей хозяйки, и Эльза, слегка покачиваясь в кресле, стала поглаживать хвост кота движениями, которые можно было бы счесть неприличными.

– Вы даже себе не можете представить, как сильно я жалею о том, что попался на эту удочку, – сердито пробурчал я.

– Пока вам не о чем жалеть, – сказал Десместре, доставая из буфета бутылочку ликера и два бокала. – Когда же вы узнаете, что у нас в руках, вы будете благодарить Бога за то, что познакомились со мной. Вы даже простите Эльзе ее шалости.

Дочь антиквара одарила меня улыбкой, а сам Десместре ловким движением наполнил бокал и протянул его мне.

– Это кошерное [7] Кошерное – приготовленное в соответствии с требованиями иудейской религии вино. Давайте выпьем за то, чтобы наша затея увенчалась успехом. Начало было не очень удачным, но теперь у нас есть хорошая зацепка.

– Выпить мы можем за что угодно, но участвовать в этой вашей затее я не собираюсь, – возразил я. – Я вам об этом уже сообщил, и с тех пор ничего не изменилось.

Десместре приблизил свое лицо к моему и, приподняв брови, сказал:

– Все изменилось. Именно поэтому я вас и принудил сюда приехать.

– Вы нашли этот свой комод в стиле модерн? – спросил я, пытаясь утопить свое отчаяние в глотке вина.

– Да, – с торжествующим видом ответил антиквар. – На заброшенной улице?

– Как это ни странно, грабители оставили его именно там. Думаю, замок в воротах, через которые можно попасть на ту улицу, насквозь проржавел, а потому они легко сломали его. Они выгрузили на заброшенной улице комод и тем самым избавились от предмета мебели, который, видимо, сочли ни на что не годным. Я могу лично отвести вас туда, если вы захотите посмотреть, где этот комод сейчас находится.

– Мне это совсем не интересно, – заявил я, снова отхлебывая из бокала вино, которое было густым и немножко приторным. – Кстати, а письма в комоде вы нашли?

– К сожалению, нет. К сожалению для меня, но к счастью для вас, потому что в противном случае вы остались бы без работы.

Я хотел было что-то возразить, но Десместре жестом руки заставил меня замолчать, затем долил вина в мой бокал. Я краем глаза заметил, что Эльза, сидя в своем кресле-качалке, с интересом наблюдает за нами.

– А свою дочь вы вином почему-то не потчуете, – сказал я антиквару.

– Ей нельзя, – ответил Десместре. – Она принимает лекарства.

Произнеся эти слова, он вышел из гостиной большими шагами и через минуту вернулся, держа в руках длинный узкий конверт. Подняв его, как поднимает карточку футбольный судья, он затем положил его мне на колени и сказал:

– Загляните вовнутрь. Если мы с вами договоримся, его содержимое станет вашим.

Приоткрыв конверт, я увидел в нем небольшую пачку банкнот достоинством в двести евро, а еще листок, на котором были нечетко напечатаны какие-то цифры.

– Пересчитайте.

Я, слегка смутившись, стал пересчитывать новенькие желтоватые купюры – совсем не с той ловкостью, с какой это стал бы делать мошенник, привыкший к участию в подобных авантюрах. Всего я насчитал двадцать пять купюр.

– Здесь пять тысяч евро, – сказал я.

Эльза теперь смотрела на нас отсутствующим взглядом: раз «спектакль» уже закончился, ей, по-видимому, стало скучно.