Франсеск Миральес - 2013. Конец времен

Когда мы зашли в самолет, я заметил, что лицо Эльзы вдруг помрачнело. Сев на свое место, она почему-то не стала, как обычно, листать журналы, а закрыла глаза и начала делать глубокие вдохи и выдохи.

– Не знал, что ты боишься летать на самолете, – сказал я, кладя на ее ладонь свою.

– Чего я боюсь в Исландии – так это отнюдь не летать на самолете, – ответила она, не открывая глаза.

Мы покинули малюсенький аэропорт Кефлавик и, взяв напрокат автомобиль, поехали, сами, похоже, не зная, куда. Во всяком случае, я этого точно не знал. Хотя у этой поездки, по всей видимости, имелась своя «латентная мотивация», Эльза мне ничего по этому поводу не сказала – как не сказала и о том, каким будет наш маршрут.

– Мы едем в Рейкьявик? – спросил я у моей молчаливой спутницы.

– Пока еще нет, – уклончиво ответила она.

Затем она включила плеер и уставилась в окно, явно не желая разговаривать.

Пейзаж, посреди которого мы оказались, выехав на кольцевую трассу, опоясывающую остров и проходящую по его освоенной людьми прибрежной зоне, больше других когда-либо виденных мною пейзажей наводил на мысли о конце света: он представлял собой тянущуюся до горизонта каменную пустыню, на которой во многих местах виднелись искусственные нагромождения пепельно-серых камней. Исландцам, похоже, нравилось ради забавы складывать эти камни в причудливые кучи.

– Эти камни – куски застывшей вулканической лавы, – пояснила Эльза, заметив, что я с большим любопытством глазею по сторонам. – Местные жители складывают их один на другой, чтобы загадать желание. Поэтому тут так много подобных нагромождений.

– Похоже, ты неплохо знакома с Исландией, – вкрадчиво сказал я, внутренне радуясь, что Эльза снова «разговорилась». – Ты когда-то приезжала сюда в отпуск?

– Не совсем так. У меня в жизни был сумасшедший период, во время которого я зарабатывала кучу денег, а тратить их приезжала сюда.

– Ты имеешь в виду то время, когда жила в Нью-Йорке?

– Да. Мне тогда было двадцать лет, и я работала моделью. Моими работодателями были рекламные агентства высшей категории. Я в те времена общалась исключительно с другими моделями и молодыми менеджерами из Лондона и Нью-Йорка. В этой среде принято баловаться наркотиками, и далеко не один человек от них окочурился. Многие другие – как, например, я, – слегка свихнулись.

После такого неожиданного признания Эльза, замолчав, жестом показала, чтобы я поворачивал направо. Мы поехали по шоссе, пересекающем местность, на которой из грунта во многих местах поднимались клубы пара. Я разглядел далеко впереди геотермальную электростанцию.

– В той среде у всех нас имелись друзья и в Нью-Йорке, и в Лондоне. Один раз в месяц мы устраивали всенощную пирушку в месте, находящемся примерно посередине между этими двумя городами, и таким местом был Рейкьявик.

– Никогда бы не подумал, что в этой стране могут устраиваться пирушки менеджеров модельного бизнеса, – покачал я головой, подъезжая к зданию, за которым виднелись устремляющиеся высоко в воздух облачка пара.

– Не всех, а только из самых высших кругов, – уточнила Эльза, показывая мне, где припарковать машину. – Мы связывались по телефону, договаривались и в тот же вечер садились на самолет, прилетающий сюда как раз перед полуночью. Когда пирушка заканчивалась, мы садились на утренний самолет, даже ни чуточку не поспав.

– А в каких заведениях вы тут развлекались?

– Чаще всего в изысканно оформленных барах на улице Лаугавегур в Рейкьявике. Именно там я познакомилась с Ханнесом.

Я, как раз в этот момент заглушив двигатель, замер на своем сиденье от изумления.

– Ты была знакома с Ханнесом и только сейчас мне об этом сказала? – наконец придя в себя, возмутился я.

– Я не знала, что мы имеем дело именно с ним, пока не увидела, как он вылезает из-под обломков после взрыва «обсерватории». Я заметила его на судне, на котором мы плыли на Патмос, однако подумала, что он едет туда в качестве туриста, а потому постаралась не попадаться ему на глаза. Думаю, он меня тогда не заметил. Да, это, без сомнения, был именно Ханнес, с которым я познакомилась тринадцать лет назад.

– Но ты, тем не менее, в него выстрелила.

– Именно потому, что это был он, я и выстрелила. Я почувствовала, что он мысленно умоляет меня об этом. Кроме того, он убил моего отца. А еще мне, кстати, нужно было спасти твою жизнь.

– Тебе придется мне очень многое объяснить, – растерянно пробормотал я, выходя из автомобиля на свежий воздух, который в Исландии и сейчас, в июне, был едва ли не ледяным.

– Хорошо, но сначала я хотела бы побултыхаться в горячей воде. Это вызовет у меня приятные воспоминания.

Заплатив за вход, мы зашли в «Blue Lagoon» . [22] «Голубая лагуна» (англ.). Там, как и следовало из названия, имелся большой водоем с голубоватой водой, температура которой (40 ° С ) была для человеческого тела очень подходящей.

Взяв купальные халаты и махровые полотенца, мы зашли каждый в свою раздевальню (я – в мужскую, Эльза – в женскую), чтобы принять душ и переодеться. Затем я залез в этот замечательный – ну прямо как в раю – горячий водоем, в котором несколько сот человек наслаждались теплом, в то время как над их головами дул холодный ветер.

Эльза, оказавшись попроворнее меня, уже сидела возле находившегося посередине водоема каменистого островка, от которого поднимались большие клубы горячего пара. Я направился к ней, топая по глине, из которой многие из купающихся здесь людей делали себе грязевые маски на лицо. Глубина в этом месте водоема была совсем маленькой, что позволяло сидеть в нем, как в огромной естественной ванне.

– Знаешь, а в исландской почве так много горячей воды, что крестьяне не выращивают здесь картошку, потому что доставать ее из земли приходится уже сварившейся, – сказала, улыбаясь от уха до уха, Эльза.

– Лучше расскажи мне о Ханнесе, – сказал я, пытаясь направить разговор в другое русло. – Убийство твоего отца и «Возрождение» имеют какое-то отношение к тому, что ты была знакома с Ханнесом в юности?

– Нет, никакого. Ханнес не мог знать, что это была я, потому что в пору нашего с ним знакомства я была известна в кругу своих приятелей не под своим именем, а под творческим псевдонимом. Мы с ним, правда, время от времени занимались любовью, но моих документов он никогда не видел. Тогда, в последний день на Патмосе, он – неожиданно для себя самого – меня узнал. Именно поэтому он и сделал вид, что меня не заметил. Когда он поднялся с тобой на скалу, ему вдруг захотелось, чтобы я его убила. Причем не только для того, чтобы умереть, как умер, если верить легенде, тот волхв – ну я тебе это уже объясняла раньше.