Дмитрий Орехов - Будда из Бенареса

— Я готов был затрепетать… Внезапно я ощутил внизу, под моими ногами, огромную силу. Я не мог противостоять этой силе, я испытывал страх. Мое тело стало легким, словно пушинка, оно как будто совсем не имело веса. Через мгновение я парил в воздухе на высоте трех-четырех локтей…

Девадатта повернул голову и уставился на Сиддхарту.

— Я сам не понял, сколько продолжалось это парение. Кажется, довольно долго. Не знаю, как я опустился на землю. Я был возбужден, изнурен; мне казалось, что я подвергся ужасной опасности… Вокруг меня уже собрались деревенские жители. Двое купцов, проезжавшие мимо, остановили коней. Пятеро отшельников, и среди них Кашьяпа, пришли с берега Найранджаны. Все они ждали проповедь, и даже деревенская буйволица и та смотрела на меня карими, с поволокой, глазами. Я сказал, что желания губительны, и неважно, какие они. Я сказал, что отшельники Урувеллы, страстно желающие обрести магическую силу и изнуряющие себя постами, только сильнее привязывают себя к бытию. Я сказал, что главные преграды на пути к освобождению — это ассавы, желания. На следующее утро я поел рису, сдобренного медом и тростниковым сахаром, и снова сел под смоковницей. Закрыв глаза и стиснув зубы, я прижал язык к нёбу, сдерживая вдохи и выдохи. Пот струился у меня из-под мышек, горячие ветры взвихрялись в моей голове. Постепенно боль проходила, уступая место волнующему ощущению нового дыхания, более глубокого и полного, чем дыхание легкими. У основания позвоночника я почувствовал пробуждение силы. Эта сила копилась во мне, превращаясь в ручеек, потом в горный поток, и вдруг пошла кверху упругим волнообразным движением, подобно змее. В это мгновение я произнес «Аум» [5] Одно из главных возглашений в ведическом ритуале; начинает и завершает священный текст. и на выдохе выскользнул через горло.

Девадатта рывком сел. Он смотрел на Сиддхарту широко раскрытыми глазами.

— Я взмыл над развесистой кроной смоковницы, над деревней, над сверкающим руслом реки Найранджаны, над дымившими внизу кострами отшельников. Взлетел свободно, как птица, и стал опускаться в долину, опускаться стремительно и плавно, словно кто-то бросал мне землю и она сама летела мне навстречу. Там рос баньян, похожий на небольшую рощу. Главный ствол баньяна давно погиб, но дерево продолжало жить: от мощных пологих ветвей шли вниз воздушные корни, становясь новыми стволами и подпирая зеленую кровлю… Среди воздушных стволов баньяна я увидел духов растений. Вначале они возникли передо мной, как небольшие ярко светящиеся пятна, но постепенно я стал различать их очертания. Я говорил с ними, и они отвечали мне. В это же время мое тело продолжало сидеть под смоковницей, и тонкая серебряная нить соединяла меня с ним. Вернувшись в него, я ощутил боль в занемевших членах и зуд от укусов насекомых…

— Выходит, душа все-таки есть! — не выдержал Девадатта.

— Она есть, но не у всех, — улыбнулся Сиддхарта. — У многих людей только зачаток души.

— Зачаток?

— Да. Такие люди бесцветны и лишены аромата. Сердца их трусливы, они не стремятся к Истине и бесконечно далеки от нирваны. Они с уверенностью судят о многом, почитая одни поступки — благородными, другие — низкими и постыдными, а в глубине души у них просто не хватает смелости совершить те поступки, которые они на словах отрицают. У них нет настоящей души, и они обречены на мучительное блуждание в сансаре. Это слепые посредственности, существа, подобные мусору.

У Девадатты захватило дух. Сейчас он не чувствовал ни усталости, ни боли.

— А я… могу научиться летать?

— Думаю, можешь.

— У меня есть душа?

— Это знаешь только ты.

— Я не знаю этого.

— Значит, ты должен понять себя. Поймешь себя — поймешь все. Строители каналов подчиняют воду, лучники — стрелу, плотники — дерево, а мы, шраманы, самих себя. Месяц назад я велел Кашьяпе заняться тобой. Он помог тебе?

— Сегодня я чуть не убил его, — с отвращением сказал Девадатта.

— Тогда он достиг цели. Пойми: люди, приходящие сюда, слепы. Они хотят для себя блага, которое понимают как удовольствие. Они не знают, что удовольствие неразрывно связано со страданием, радость — с болью, добро — со злом, правда — с притворством. Кашьяпа — грубый старик, но он знает, что делает. Если бы мы не лишали людей иллюзий о них самих, не было бы никакого роста. Сегодня ты почувствовал стыд, боль, ярость, отчаяние. Ты дошел до крайней точки падения и только теперь можешь двигаться дальше. Если ты очистишь от скверны свой ум и поборешь лихорадку страсти, то увидишь свою душу, своего внутреннего господина.

— И я смогу летать?

— Возможно.

— И на выдохе выскальзывать через собственное горло?

— Пожалуй.

— И путешествовать вне тела?

— И путешествовать вне тела.

— А ты… согласен учить меня?

Сиддхарта бросил на него оценивающий взгляд.

— Когда я сменил одежду царевича на запыленную повязку вокруг бедер, я готов был идти до конца.

— Я готов идти до конца.

— Настоящий ученик хладнокровен и бдителен.

— Я стану хладнокровным и бдительным.

— Настоящий ученик упорен и вдумчив.

— Я стану упорным и вдумчивым.

— Ты должен смирить свое «я».

— Я согласен, если… Если ты будешь моим учителем.

— Тебе потребуется сдержанность зрения, сдержанность слуха, сдержанность речи, сдержанность тела и сдержанность мысли. Если твоя мысль будет направлена на страсть, тебя унесет потоком желания.

— Я буду сдержанным.

Сиддхарта Львиноголосый тряхнул головой, отчего его черные волосы рассыпались по плечам.

— Завтра я собираюсь покинуть Джетавану, дабы вкусить сладость уединения.

— Ты уходишь? — поразился Девадатта.

— Кашьяпа и без меня тут управится. Я пойду на юг, и это не будет прогулка по дорожкам, посыпанным белым песком. В Магадхе немало вратьев [6] Общее название стоящих вне варн (санскр.). , в джунглях юга скрываются племена курчавых дикарей, там не перевелись нечестивцы, приносящие в жертву людей. Ты готов стать моим спутником?

— Я не трус, Сиддхарта. — Девадатта нерешительно улыбнулся. — А правда…

— Что?

— Что ты умеешь создавать из воздуха золотые слитки?

Сиддхарта тихо рассмеялся.

— Этому я тебя учить не стану.

Его голос был сильным и нежным, как зов кукушки.

Путешествовать с Сиддхартой Львиноголосым оказалось куда увлекательнее, чем слоняться без дела по Джетаване или вместе с Кашьяпой копаться в своем прошлом и вспоминать прежние воплощения. В один день все переменилось. Из рядового ученика, который уже помышлял о бегстве, Девадатта стал спутником учителя, его единственным спутником! Сиддхарта явно питал к нему, Девадатте, расположение. Это было странно и не очень-то вязалось с загадочными речами брата о желаниях и привязанностях, но Девадатта не мучил себя раздумьями на этот счет. Главное — все изменилось.