Стефани Леманн - Искусство Раздевания

— Мам, с меня хватит! — Я торопливо выбралась из платья. Оно было таким тесным, что словно сопротивлялось.

— Но важнее всего туфли. Немыслимо носить такое платье без пары красных шпилек. Пойдем в «Найн вест», это тут, за углом.

Мой лифчик обнаружился на полу.

— Не сейчас. Я даже не знаю, оставлю ли его.

— С платьями носят каблуки.

— Мам, — я старалась не повышать голос. — Ты не слушаешь меня. Я устала и больше не могу ходить по магазинам.

— Ты, наверное, проголодалась. Купим тебе кусок пиццы и пойдем за туфлями.

— Пицца — хорошо. Туфли — плохо.

Я прекрасно понимала, что если буду носить платье, мне придется обзавестись парой туфель на каблуках. Даже имеющиеся у меня черные не подойдут. Просто, в моем восприятии, шпильки являлись самым агрессивным элементом гардероба женщины, признающей, что она сексуальный объект. Я просто не имела права так быстро капитулировать перед этой напастыо.

— Если ты примеришь их… ты привыкнешь… это просто вопрос…

Я распахнула занавеску.

— Мама, если я оставлю платье, то обещаю, что мы купим к нему подходящие туфли, но не сейчас. Никаких шпилек.

У нее было такое лицо, будто бы я только что отказала ей в радости понянчиться с внуками.

— Знаешь что? — Она взяла себя в руки. — Наверное, в кассе сейчас большая очередь. Пойду заплачу за все это, а ты пока собирайся.

— Хорошая мысль.

Она ушла. Слава богу. Я надела футболку. Как хорошо снова быть самой собой. Я присела на небольшую угловую скамеечку и достала упаковку с леденцами. Наверху оказалась ананасовая конфета, моя любимая. Наслаждаясь ее вкусом, я старалась вновь обрести душевное равновесие. В соседней кабинке разговаривали. Я подумала, что наш диалог тоже могли слышать. У меня не было выбора, пришлось подслушивать.

— Мам, ну, пожалуйста! Я тебя очень прошу.

— Только через мой труп.

— Почему ты вечно мне все запрещаешь? Больше не пойду с тобой в магазин.

— Тебе не нужно никакой одежды. У тебя ее предостаточно.

— Ты что, с ума сошла? Мама! Да мне нечего носить!

Вот это нормальный спор. Какой и должен возникать между дочерью и мамой.

— Я вообще не понимаю, зачем мы сюда пришли.

— Хм. Может потому, что я люблю этот магазин?

— Ну, а я его ненавижу.

Я надела носки. Да уж, мать вела себя, как и положено. Дочь тоже говорила вполне адекватные вещи. Я понимала, что в этот момент они готовы были убить друг друга, и это по-своему правильно. Я сосала леденец и завязывала шнурки своих любимых, удобных, роскошных кроссовок на все случаи жизни, которые всегда доставляли меня туда, куда мне было нужно. Соседки продолжали свои пререкания.

— Ты не будешь носить это платье.

— Мам, оно мне так нравится. Ну, пожалуйста!

— Ты в нем выглядишь как шлюха!

И хотя при виде большинства вещей в этом магазине у меня возникали аналогичные мысли, услышать это слово из уст постороннего человека, женщины, было довольно неприятно. Я покинула кабинку, а те уже кричали друг на друга в полный голос.

— Ты шутишь? Все мои подруги так одеваются!

— Это не значит, что и ты должна делать то же самое. Где твое самоуважение?

Самоуважение. Кстати, у Коко его было хоть отбавляй. Гораздо больше, чем, скажем, у этой женщины, потому что она любила свое тело и заботилась о нем. Я покинула примерочные с мыслью, что быть не такой как все, возможно, не так уж плохо. Особенно, если это означало подобную ограниченность мышления.

Перед кассами стояли четыре длиннющие очереди. Музыкальное сопровождение сменилось: теперь посетителей радовали низкопробным рэпом. Мне показалось, что я сейчас упаду в обморок от недостатка кислорода. Боже, эти магазины высасывают из людей все соки. Неудивительно, что у них такая текучка кадров: кто согласится работать за гроши в подобных условиях? Коко стояла второй от кассы, и переругивалась с женщиной впереди себя. В каком-то смысле мне повезло с матерью. Она хотела, как лучше. Пыталась помочь мне единственным известным ей образом. И даже если бы Коко ненавидела этот магазин, мне бы пришлось полюбить его, чтобы только показать ей свою заинтересованность. Потом я бы стала любительницей дешевых шмоток, так что придется благодарить Бога за то, что Коко избавила меня от этого безумия и положиться на ее опыт.

Я пробилась к ней, охваченная нежностью.

— Спасибо, что сходила со мной, мама. Я знаю, тебе это далось непросто.

— Шутишь? — спросила она. — Это же весело! Не могу дождаться, когда мы купим тебе шестидюймовые шпильки.

Я улыбнулась. И промолчала.

— Почему ты позволила маме стать стриптизершей?

Был субботний вечер. Мы с бабушкой ели спагетти на кухне. Начался мой первый год в старшей школе. И один мой одноклассник похвастался, что проник в стрип-бар с документами своего старшего брата и ему там понравилось.

Бабушка усмехнулась, накручивая макароны на вилку:

— Ты действительно думаешь, что я могла ей помешать?

Бабушка родилась и выросла на Лонг-Айленде и переехала на Манхэттен при первой же возможности. Ее седые волосы всегда собраны в пучок. Кожа была красивого темно-оливкого оттенка, который не посчастливилось унаследовать ни Коко, ни мне. Складывалось впечатление, что этот цвет создает дополнительный покров для ее тела. Я никогда не видела ее в платье, бабушка предпочитала белые джинсы и простые синие рубашки.

— Но ты хотя бы выражала свое неодобрение?

Коко в тот момент работала в «Классной леди», как раз за углом. Я проходила мимо этого клуба каждый день по дороге в школу. Но внутри не была ни разу. После того случая, когда мне было семь лет, я не видела, как она работает. Коко приглашала меня зайти посмотреть — наверное, хотела, чтобы я из первых рук узнала, за что же ее так осуждает общество, хоть ей и не было стыдно. Я отказалась. Вместо этого предпочла сохранить в памяти «светлые» детские воспоминания о клубе «Платинум». Но сейчас меня беспокоила мысль, что этот мой одноклассник знает больше, чем я. Может, там действительно есть на что посмотреть? Или он просто пускал мне пыль в глаза, стараясь показать, какой он крутой? Нужно разобраться, как обстоят дела на самом деле. Хоть сама мысль о предстоящем культпоходе вызывала тошноту.

— Думаешь, ее волновало, что я думаю? Твоя мать делала то, что считала нужным, и, по правде говоря, хотя я ей немного завидовала, никогда не одобряла ее выбор.

— Серьезно? — Я приправила свое блюдо сыром «Пармезан».

— Никогда не понимала, как ей хватает выдержки танцевать обнаженной на виду у всех.

— Но ты же сама была натурщицей, когда познакомилась с дедушкой.

Он учился рисовать в «Купер юнион». Она позировала на его занятиях. После очередного особенно вдохновляющего урока он пригласил ее на свидание. Они поженились и, насколько мне известно, жили счастливо. Какое-то время он работал дизайнером в рекламном агентстве. Она забеременела. Его призвали в армию. Он не провел во Вьетнаме и месяца, когда ей сообщили, что дедушка погиб при падении вертолета.