Рут Рейчл - Чеснок и сапфиры

И вот я здесь, без маски, в самый жаркий день года, снова во власти чар мастера.

Мы ели холодный, яркий, летний салат — сахаристые брусочки арбуза перемежались с гладкими полосками авокадо. Кольца кальмаров цвета бледной лаванды непостижимо сплетались со скользким авокадо и хрустким арбузом. Ощущение от гладкой, бархатистой и скользящей поверхности непрерывно и захватывающе менялось. Некоторое время спустя я постаралась отбросить анализ и сосредоточилась на вкусе, и тут я поняла, что три составляющих салата обладают удивительным сходством — общей умеренной сладостью. Блюдо оказалось таким соблазнительным, что я нескоро заметила, что Кэрол тоже примолкла.

— Я прислушиваюсь к вкусу, — сказала она. — Зобная железа со щавелем и дыней-канталупой — поразительное блюдо. На, попробуй.

Она передала вилку и я ощутила поразительное сочетание. Сладковатая зобная железа и дыня отлично гармонировали с пикантной щавелевой кислинкой.

— Мне кажется, что я в магическом коконе, — сказала Кэрол, — и здесь могут происходить лишь приятные события.

— Понимаю, — сказала я. — Я чувствую то же самое.

Мы просидели там целый день, наслаждаясь необычайными вкусовыми сочетаниями. На стол явился белоснежный квадрат трески. Он был похож на огромную маршмеллу с разбросанными по ней блестками. Я взяла в рот кусочек, предполагая, что почувствую океанский рассол, а на деле ощутила совершенно другой вкус, насыщенный, глубокий и загадочный. Рыба была приготовлена в гусином жире, она впитала вкус птицы. Это было удивительно и волнующе. Казалось, что я одновременно плыву и летаю. Курица тоже оказалась необыкновенной: ее пропитали ароматом лимонной цедры так, что она совсем не пахла птицей. Затем филе нарезали длинными полосками, необычайно мягкими и нежными. Она благоухала лимоном, специями и летними трюфелями. Из этих грибов приготовили пюре и уложили на него курицу.

Официант так тихо подавал тарелки, что, казалось, он движется по комнате на цыпочках, чтобы не разбудить спящих людей. По-видимому, он не хотел разрушить очарования, так как даже не спросил, что мы возьмем на десерт. Я едва заметила, как он убрал курицу и заменил ее мороженым со страстоцветом. Все, что я знала, это то, что вкус поменялся: теперь мой рот наполнился сладостью, мягкой, интенсивной, тропической, не похожей на то, что я до сих пор испытывала. Не говоря ни слова, Кэрол поменяла наши тарелки, и теперь в моем рту была малина и лаванда. Я словно вышла в сад, и ветер раздувал мне волосы.

— Кофе? — спросил официант.

Звук его голоса показался мне очень громким. Казалось, гипнотизер щелкнул пальцами и вернул меня к реальности. Мы с Кэрол в удивлении подняли глаза.

— Да, — ответили мы в один голос, — кофе, да, кофе.

И потом просто сидели и смотрели друг на друга.

— Я, казалось, покинула собственное тело, — сказала Кэрол. — Не думаю, что еда когда-либо оказывала на меня такое гипнотическое воздействие. Как думаешь, может, все дело в химиотерапии?

— Нет, — ответила я, — потому что химиотерапию я не прохожу, а ощущение то же самое. Это поразительно.

— Как же ты напишешь об этом? — спросила она. — Разве это возможно объяснить?

— Не стану писать, — ответила я. — Не смогу.

И даже если я была бы способна описать эту трапезу, то вряд ли бы сделала такую попытку. Критик не имеет права пробуждать необоснованные ожидания: если читатели разочаруются, он потеряет их доверие.

— Кроме того, — сказала я Кэрол, — не думаю, что такие блюда можно повторить. Кажется, мы с тобой попали в магическое время.

— Но ты вернешься?

— Конечно. Это наш первый визит. Ты и сама знаешь правила: не менее трех посещений, обычно их больше. И всегда анонимно.

— Но ведь сегодня ты пришла открыто! — воскликнула она.

— Знаю, — процедила я. — В этом и проблема. Думаю, придется сюда прийти в образе Бетти, или Бренды, или еще кого-то.

— Я думала, тебе нравится переодеваться.

— Нравилось, — подтвердила я. — Было весело.

— Что же случилось?

Я посмотрела на нее, не в силах объяснить, какое впечатление произвел на меня ужин с Марион. Думая о том, что произошло, я понимала, что, превратившись в Эмили, я играла с огнем. Если Эмили была внутри меня — а теперь я знала, что она была, — то мне нужно было ее признать. Притворяться, что она совсем другой человек, было ни к чему. Пора прекратить игры и стать самой собой. Пора иметь в голове собственные мысли. Но не смогла найти слов, чтобы объяснить все это Кэрол. Поэтому я молча на нее смотрела.

Кэрол не стала на меня давить.

— Значит, ты собираешься бросить переодевания и будешь ходить открыто?

Я покачала головой.

— Так делать нельзя. Ты же знаешь, что происходит, если я прихожу открыто: стейки становятся больше, еда появляется на столе быстрее, а места оказываются удобнее. Ни один ресторан не может изменить еду в один момент, но, когда к ним приходит критик из «Нью-Йорк таймс», сотрудники делают все, чтобы доставить ей удовольствие. В кухне отбирают самую крупную малину. Метрдотель сажает ее за самый спокойный стол посреди обеденного зала и посылает к ней лучшего официанта. Сомелье следит, чтобы заказанное ею вино было высшего качества и чтобы ее бокал никогда не пустел. Кондитер вкладывает душу в свои изделия. — Я повела рукой, указывая на нашу большую кабину. — Ты знаешь, я не могу позволить, чтобы все это происходило каждый раз, когда я иду инспектировать ресторан.

— И что же ты собираешься делать? — спросила она. — Сама-то слышишь, что говоришь?

Я кивнула. Слова, которые Марион так непринужденно бросила за столом в ресторане «Бокс Три», до сих пор звучали в моих ушах. Но как я буду жить, если перестану быть ресторанным критиком?

— Не знаю, что делать, — сказала я. — Должен быть какой-то ответ. Но я его еще не нашла.

Кэрол никакого совета мне не дала, и мы сидели, пили кофе, ели холодное шоколадное мороженое, которое принес официант. Нам не хотелось выходить на пылающие тротуары, не хотелось возвращаться в реальный мир.

За соседним столом в упоении пиршества постанывала дама. Мне захотелось понять, чем вызвана эта реакция, но к этому моменту она уже положила в рот последний кусочек, и я видела лишь ее глаза, пораженные тем, что находилось у нее во рту.

Возможно, это голубой тунец под соусом тартар. Прохладная розовая рыбная мякоть обладает острым вкусом свежего васаби. Язык осязает хрусткие кусочки азиатской груши. Букет мяты и шоколада в сочетании с легкой горчинкой льняных семян упоителен. Во рту это превращается в сюрприз, лучший тунец под соусом тартар, который я когда-либо ела. А может, подобным образом дама отреагировала на зобные железы со щавелем и канталупой. Сочетание сочного мяса со сладкой дыней и кислинкой щавеля — настоящая сказка. Не исключаю, что посетительница отведала рагу из голубого краба. Исключительное сочетание дикого лука-порея, лисичек и морепродуктов совершает пируэты вкуса во рту. А может, она удивилась эксцентричному салату из кальмаров, арбуза и авокадо, ее восторг вызывали слои — то хрустящие, то мягкие — обладающие изумительным вкусом.