Виктория Косфорд - Amore & Amaretti

Неожиданно звонит Эмба — моя любимая мамушка из «Всякой всячины». Мы с Пьеро приглашены к ней в гости в выходной вечером; значит, у меня еще останется время сходить на выставку Валентино в Академии искусств. Встаю даже раньше, чем обычно, чтобы успеть на флорентийский автобус, который чуть раньше девяти высаживает меня у станции Санта-Мария-Новелла. Меня ждут два потрясающих часа в просторной галерее, где Давида окружили манекены в алых вечерних платьях с драпировками и складками, плиссировкой и рюшами до самого пола. Большинство, как написано на табличках, предоставлены для выставки кинозвездами, к примеру Шарон Стоун и Гленн Клоуз. Контраст поистине поражает: какая гениальная и смелая идея — поместить великолепную обнаженную статую, копии и репродукции которой можно увидеть по всему городу, среди безголовых женщин в алых нарядах! А может, это так по-итальянски… я настолько впечатлена выставкой, что, когда возвращаюсь в Спедалуццо, могу говорить только об увиденном.

Пьеро тоже взбудоражен, но по другой причине: у него новый мотоцикл «БМВ», больше предыдущего, и ему не терпится опробовать его по дороге во Флоренцию, где живут Эмба и ее семья.

Я не видела ее много лет, но она все такая же: кругленькая, мягкая, милая, теплая, разве что седины стало больше. Когда я работала во «Всякой всячине», они с Пьеро называли меня конильетта — маленький кролик, — и это прозвище снова со мной на весь вечер. В квартире, где Эмба живет с тихим, молчаливым мужем, двумя голосистыми взрослыми дочерьми и Маурицио, все крутится вокруг кухни. Мы устраиваемся там за столом и разговариваем, перебивая друг друга. Хотя Эмба теперь не работает в ресторанах, еда и приготовление пищи остаются для нее любимым делом, и за бокалами жутко дорогого спуманте, которое привез Пьеро, мы только об этом и говорим. Потом накрывают на стол и выносят угощение. На закуску у нас буристо — кровяная колбаса, как ее готовят в Сиене. Эмба тонко порезала ее, обваляла в муке и обжарила в масле. Мы едим ее с хлебом, как паштет. Пекорино аль тартюфо — свежий пекорино с черными трюфелями, кремовый и пахнущий землей. Местные зеленые оливки приводят Пьеро в восторг — он стал настоящим экспертом в оливках и винограде за время своих экскурсий по виноградникам; он сообщает нам, что из зеленых оливок получается лучшее масло первого отжима, потому что у них более резкий вкус и насыщенный цвет, хотя, разумеется, масла выходит меньше, чем если делать его из полностью созревших, сочных черных оливок. Еще нас ждет блюдо с листовой горчицей — темно-зеленые листья, похожие на шпинат, которые Эмба потушила в оливковом масле с чесноком и небольшим количеством бродо (куриного бульона). Но больше всего впечатляет паста с соусом сальса эрбе — зеленым соусом из трав по собственному рецепту Эмбы. Она смешала его со свежими тальятелле. Едва не проглотив от наслаждения язык, я записываю рецепт на листке блокнота с эмблемой фармацевтической фирмы.

4 стебля лука-порея; понадобится только белая часть, тщательно вымыть и крупно нарезать.

4 стебля сельдерея, крупно нарезать.

Полстакана листьев розмарина.

1 пучок свежего шалфея, крупно порезать.

Оливковое масло.

2 ч. л. с горкой сушеного эстрагона.

2 ч. л. с горкой сушеного майорана.

Соль и перец.

3 толстых зубчика чеснока, мелко нарезать.

Полпучка петрушки, мелко нарезать.

Сливки.

Паста, сварить и слить воду.

В блендере смешайте лук-порей с сельдереем, розмарином и шалфеем до образования гладкой пасты.

В сковороде нагрейте оливковое масло и тушите получившуюся смесь на умеренном огне, часто помешивая, до мягкости — около 12–15 минут. Добавьте сухие травы и два-три стакана воды. Доведите до кипения, затем тушите на медленном огне, пока смесь не уменьшится в объеме и не загустеет, около получаса. Приправьте солью и перцем, добавьте чеснок и петрушку, готовьте еще 5 минут.

Перед подачей влейте немного сливок, потушите еще несколько минут и добавьте готовую пасту, тщательно перемешав с соусом и держа на сильном огне.

(Для особого соуса по рецепту Эмбы смешайте в равных частях сальса эрбе и простой томатный соус, добавьте сливки, приправьте и доведите до кипения, а затем добавьте готовую пасту.)

До самой темноты мы едим, разговариваем, смеемся, фотографируемся. Я устала, день получился слишком насыщенным. Эмба выносит липкое апельсиновое печенье, которое испекла специально для своего «маленького австралийского кролика», и то, что съесть уже невозможно, заворачивает мне с собой, хоть я и наелась до отвала и поклялась никогда больше не прикасаться к еде.

Когда Пьеро наконец объявляет, что нам пора, я рада — мой запас жизнерадостности почти истощился. Меня полдня называли кроликом, и это слово, как волшебный эликсир, развеяло мое обычное представление о себе как о женщине средних лет (или, как говорят итальянцы, di una certa eta — «определенного возвраста»), чьи дни похожи друг на друга и которая иногда, может быть, и делает чудесный десерт, но в целом так и не достигла в жизни никаких высот. Мы с ревом трогаемся с места и уезжаем в ночь, чувствуя себя окутанными любовью и щедростью этой потрясающей женщины.

После праздника Феррагосто лето клонится к закату. Компании роскошных загорелых флорентийцев — стройные пышногрудые женщины, одетые сплошь в белое, мужчины с длинными волосами, собранными в хвост, и перекинутыми через плечо льняными пиджаками — больше не приезжают и не устраивают субботними вечерами шикарных загородных вечеринок. Анджело, наш поставщик грибов, привозит ящики белых из Румынии и Венгрии — для местных еще рановато — и нудно торгуется с Джанфранко. Мы делаем ризотто с белыми грибами, кростини с белыми грибами, соусы для пасты с белыми грибами; нарезаем их бумажно-тонкими ломтиками и посыпаем карпаччо, запекаем целиком с чесноком и, разумеется, используем как гарнир для знаменитого тальяте Джанфранко.

Закончив разгружать свой грузовик, Анджело приходит на кухню и встает так близко ко мне, что я слышу, как урчит у него в животе. Он снова прижимает меня к раковине и говорит, что я ему очень нравлюсь, но у меня за плечами двадцать пять лет отношений с ненадежными мужчинами, поэтому я отвечаю, что в это трудно поверить, ведь мы даже никогда не разговаривали. Тем не менее его внимание мне льстит, а его ненадежность лишь усиливает его обаяние. Он высокий, худой, у него обвисшие усы, мешки под глазами и хриплый, прокуренный голос; его энергичность и уверенность в себе нравятся мне и, несмотря на предостережения Джанфранко, заставляют с нетерпением ждать его приезда. Разумеется, Анджело женат — мелочь, которая не мешает ему пригласить меня на свидание. Мы часто обсуждаем это свидание — рюмочку после работы как-нибудь, — но оно так и остается в проекте.