Кэтрин Райан Хайд - Любовь в настоящем времени

Слышалось чье-то неровное дыхание, но мне и в голову не пришло, что в комнате есть кто-то еще. Все вокруг было стоны и вздохи. Прочие звуки терялись.

Тут маленькая рука трогает меня за плечо. Я так и подпрыгиваю. И Барб подпрыгивает. И мы падаем на спины. Бок о бок. И натягиваем одеяло до подбородка.

— Леонард, — бормочу. — Ты зачем здесь?

Ни слова в ответ. Только прерывистое дыхание.

Я и не сообразил, что к чему. Мне показалось, это детские капризы, что-то вроде хныканья.

— Леонард, возвращайся к себе в постель. Живо. Я сейчас к тебе приду. Только подожди минутку. Ровно через минуту я у тебя.

— Митчелл, — встревоженно произносит Барб, — он задыхается.

— О боже мой!

Конечно, Барб права. Это только я такой тупой.

— Леонард, дружище. Где твой ингалятор?

Он безнадежно пожимает плечами. «Помогите!» — говорит этот жест.

Меня выбрасывает из кровати. Черт, я предстаю перед ним голый (а ведь его мама и без того подозревала меня в педофилии). Неважно. Мальчишка задыхается, все остальное сейчас — ерунда. Я хватаю Леонарда под мышку и бросаюсь вниз по лестнице. Уж не знаю, как я умудряюсь все это проделать. С моей-то проклятущей лодыжкой.

Внизу я включаю свет и озираюсь. Леонард прав. Ингалятора нигде не видно.

Меня охватывает ужас. Три диванные подушки летят прочь. Простыни падают на пол. Журналы с кофейного столика приземляются рядом с ними.

Барб берет меня за плечи и разворачивает. Моя рубашка цвета хаки доходит ей почти до колен. Барб указывает на птичью клетку. Ингалятор в когтях у Попки. Своим огромным клювом птица пытается отделить пластмассовую часть баллончика от блестящего металлического основания. Господи!

— А ну, брось! — ору я и кидаюсь на попугая.

От испуга птица роняет ингалятор и забивается в угол клетки. Только бояться ей нечего.

Я вытаскиваю баллончик. Он весь в помете и на первый взгляд никуда не годится.

— Твою так, — хриплю я. — Все в птичьем говне. А ведь Леонарду его в рот совать. Чтоб тебе век не просраться!

И это звучит из уст человека, который всякий раз орет «Следи за речью!», стоит кому-нибудь из сотрудников выругаться в присутствии Леонарда.

Барб отбирает у меня баллончик.

— Посиди с ним. Поговори.

И пихает меня к Леонарду.

Я опускаюсь на диван рядом с мальчонкой. Леонард сидит, обхватив себя руками за плечи, словно стараясь не рассыпаться, пока я не помогу ему. Я сажаю его к себе на колени. На нем моя футболка, которую я выдал ему вместо пижамы. Ему она до пят. Но он, по крайней мере, одет.

Обнимаю Леонарда и прижимаю к себе.

— Надо бы нам прикрыться чем-нибудь, приятель, — говорю. — Сейчас что-нибудь разыщем.

Если бы при этой сцене присутствовала Перл, она бы точно сказала: «Леонард здесь больше не останется. Это неподходящее для него место, я так решила». Моего неумения вести себя в кризисных ситуациях она бы не вынесла.

С кухни возвращается Барб, вытирая отмытый ингалятор посудным полотенцем, и садится за кофейный столик, толкнув меня при этом голыми коленками. Баллончик она протягивает Леонарду:

— Пользоваться умеешь? — Голос у нее звучит совершенно спокойно. И как ей только удается?

Леонард кивает и берет баллончик обеими руками. Баллончик весь помят, Попка от души поработал клювом.

Леонард берет ингалятор в рот. По спине у него пробегает дрожь. Только дыхание по-прежнему судорожное.

Наверное, Барб прочла мои мысли.

— Подожди минутку, — говорит она и кладет руку мне на плечо. Левую. На пальце след от кольца. — Митчелл. — Голос Барб возвращает меня к реальности. — Не прижимай его к себе так сильно.

— Что?

— Ты слишком крепко обнимаешь его. Сдавливаешь ему грудь.

— О… И правда.

— Если ты запаникуешь, он тоже запаникует, — гнет свое Барб. — Дыши.

Мне показалось, она это Леонарду. Тоже мне полезный совет. Если бы мог, дышал бы.

— Митчелл, — произносит она. — Дыши.

Я набираю полную грудь воздуха. До этого я как-то не замечал, что дышу. Ослабляю объятия.

Назидательно подняв палец, Барб обращается к Леонарду:

— Теперь держи баллончик крепче. — Она показывает, как именно надо держать. — А то Попка опять его у тебя утащит. Попка — бяка, правда?

Леонард кивает и пробует что-то сказать. Наверное, свое обычное «Эге». Звук получается, как если бы граммофонная игла проехалась поперек пластинки.

— А какие звуки издает Попка, Леонард? Ты помнишь?

Леонард опять кивает, на этот раз не пытаясь ничего сказать. Но Барб целиком завладела его вниманием. Он уже не старается сделать резкий и глубокий вдох.

— Му-у-у-у. Так говорит Попка?

Из груди Леонарда доносится странный звук, его тельце вздрагивает. Неужели судорога или приступ боли?

И тут я понимаю, что он хихикает.

— Не-а, — говорит он.

— Ква-ква, — выдавливаю из себя я. Опять хихиканье, только более глубокое и радостное.

— Не-а!

— А как он говорит?

— Чик-чирик! — Леонард пыхтит, как бегун у финишной черты марафонского забега. Наверстывает упущенное.

— Правильно! — Барб гладит его по голове. Я кладу голову Леонарду на плечо и смотрю на нее. Как она всему этому выучилась? И что было бы, если бы я остался с Леонардом один на один?

Барб перехватывает мой взгляд.

— Не смотри на меня так, — просит она. — Мне от твоего взгляда не по себе.

Редкий случай, когда я блюду свой интерес и не спрашиваю Барб, что она имела в виду под этим «так».

— Надень-ка лучше какие-нибудь штаны, — советует Барб.

Митч относит меня наверх на закорках. Он надел треники, но спина у него как была голая, так и осталась. Я не могу обхватить его ногами как следует, мешает моя длиннющая футболка. Держусь руками и болтаюсь в воздухе. У меня уже все прошло, и Митч это знает. Просто он мне друг, вот и тягает наверх на себе.

Митч зажигает свечу. Я по пути нарочно вырубил свет. Я ведь вообще-то не боюсь темноты. Просто мне стало страшно, когда я проснулся на новом месте, а вокруг темно и ингалятора нигде нет.

Митч кладет меня на кровать и сам ложится рядом. Появляется Барб. На ней большая рубашка, наверное, ее носит Митч. Барб собирает свою одежду.

— Нет, — стонет Митч. — Уже уходишь? Останься. Хоть на пару минут. Поболтаем, и все.

Барб ложится рядом с Митчем и натягивает на себя одеяло. Я закидываю руки за голову и смотрю в потолок. Свет от свечки дрожит на балках. Я хочу поиграть со светом и кручу головой. Резинка от очков так и елозит по затылку.

Уголком глаза я вижу, что Барб положила руку Митчу на грудь. А Митч положил свою руку мне на грудь. Вот здорово.

— Ну хорошо, — говорит Барб. — О чем будем болтать?

Я смотрю прямо на пламя свечи и знаю, что все хорошо. Ведь Перл… она рядом.