Кэтрин Райан Хайд - Любовь в настоящем времени

Только не получится. Эта дамочка с красивыми ногами не желает, чтобы я опять нудил про Леонарда. А я лишь ради этого и прихожу. Вот и причина, чтобы послать ее подальше и обратиться к кому-нибудь более профессиональному. И еще это ее сходство с Барб. Пусть лучше моим психоаналитиком будет мужик. Мне и так нелегко живется. Правда, с этой у меня всего лишь четвертый сеанс. Еще и должный контакт не завязался.

— Есть, — говорю. Подольститься, что ли, хочу?

Как бы там ни было, вот она, моя история.

Как-то во время второй кампании по выборам в конгресс (увенчавшейся успехом и принесшей мне достаточно денег, чтобы позволить себе дорогого психотерапевта) я попросил Барб:

— Обещай, что не будешь участвовать в коммерческих роликах. Типа, любящая жена преданно глядит на своего мужа-кандидата, а тот пялится в камеру и заверяет избирателей, что уж при нем-то каждая семья расцветет пышным цветом, а налоги уменьшатся. Такую же фигню несут и все прочие кандидаты, только рядом с ними нет красавицы-жены, блистающей, словно бриллиант в дерьме. Обещай, что не снимешься в такой дряни.

— Опять начинаешь, — ответила Барб.

— Начинаю что?

— Сам знаешь, что я не могу дать подобного обещания.

Почему-то я не ожидал такого ответа. Настроения он мне не улучшил.

Теперь я и заговорить на эту тему не мог без тяжких последствий. Мы тогда сошлись на том, что я не буду смотреть политической рекламы. Значит, к телевизору я смогу подойти только глухой ночью. (Впрочем, я и без того включал его только по ночам.) Если что-то такое появится, ящик сразу вырубать. Тут нужен некоторый навык, но это как ездить на велосипеде. Раз научился — и на всю жизнь.

Только однажды поздним вечером — примерно за год до моего визита к этому поганому психоаналитику Изабель, мать ее, — реклама добралась и до местного канала. Кандидат в конгресс Гарри Столлер и его любящая жена предстали передо мной во всей красе. Я так и закоченел. Рука не поднялась щелкнуть кнопкой. И не хотел, а посмотрел. Не посмотреть было бы еще хуже.

Этот ролик меня просто вырубил.

Два дня подряд все, кто меня видел, задавали мне один и тот же вопрос:

— Что с тобой стряслось?

— Ничего, — неизменно отвечал я. Тон у меня при этом был такой, что вряд ли мне верили. Но больше ни о чем не спрашивали.

А со мной и вправду кое-что стряслось. И дело тут было даже не в браке как таковом. Ну женат кто-то на ком-то, что с того. Меня прямо расплющил тот факт, что, наверное, тысячи людей видели этот ролик и поверили. Реклама убедила их, что есть еще настоящие семьи, где супруги любят и ценят друг друга, и если бы я даже лично обратился к каждому из этих тысяч и попытался переубедить, то все равно бы ничего не добился.

Тем не менее мне очень хотелось выступить с опровержением.

Битых два дня я только и твердил: «Ничего». На второй день поздно вечером она прокралась ко мне в дом и забралась ко мне в постель. Как всегда.

И я оказался несостоятелен. Мы лежали бок о бок, и я ждал ее реакции. Что там обычно говорят, когда такое происходит впервые?

«Не волнуйся, это случается с каждым». А я бы ответил: «Со мной никогда такого раньше не бывало».

Только все пошло не по-людски.

Две-три минуты прошли в молчании. Потом она выдала:

— Ты же мне обещал не смотреть политрекламу.

Никогда бы не додумался до такого.

Подобных воспоминаний, наверное, и добивалась от меня Изабель.

— Есть, — повторяю я. — То, что надо.

Тишина. Никто и рта не открывает. Модель для поведения, модель для подражания.

— Да? — спрашивает она наконец.

Так она еще и хочет, чтобы я ей все это рассказал? Не дождется. Кто она такая, чтобы я выдавал ей сокровенные тайны?

— Вы же сказали «вспомните». Вы не сказали «расскажите».

— Может быть, на следующей неделе мы обсудим проблему доверия и ее аспекты.

Дудки. Уж к следующей-то неделе я найду себе достойного специалиста. Да, я виню себя в поведении Леонарда. Давайте обсудим это. Ведь я вам плачу, в конце концов.

Серьезный разговор с Барб у меня состоялся только раз за всю мою жизнь. Правда, хорошо поговорили. Незадолго до этого Гарри заделался членом сената Соединенных Штатов. Первые выборы в конгресс он просрал, а вот вторые выиграл. И просидел в конгрессе три срока. А потом ему захотелось в сенат. Сказано — сделано. Отчасти поэтому я и отважился переговорить с Барб. Я ведь знал, что денег у Митча сейчас — выше крыши.

Мне было почти четырнадцать лет.

Я позвонил ей и попросил о встрече. Она даже не поинтересовалась, в чем причина. Назвала ресторан, и все. К жизни у нее такое же отношение, как к бизнесу. Изложи суть, а там посмотрим. Ну и любопытство тоже сыграло свою роль.

Ресторан оказался покруче, чем я думал. Не супер-пупер, конечно, но в самый раз, чтобы я чувствовал себя неловко в джинсах и футболке.

Она опоздала на три минуты и извинилась. А я выразил сожаление, что одет не как полагается.

— Здесь не смотрят, как кто одет, — говорит. — Ты в полном порядке. Не бери в голову.

Она села напротив меня и в первый раз в жизни внимательно рассмотрела. Ну и как ей моя физиономия? Ведь словечка не проронит.

— Ты голоден? — спрашивает наконец. — Угостить тебя обедом?

Вообще-то я не собирался раскручивать ее еще и на обед, и меня кольнула совесть. Пришлось напомнить себе, что для нее заплатить по счету в ресторане — сущая безделица. Я-то из таких, для кого обед в ресторане — событие.

— Ну давай, высказывайся, — говорю.

Она посмотрела мне в глаза, и выражение ее лица смягчилось. Молча протянула руку, словно желая коснуться шишки на лбу и ссадины у меня над глазом, но только погладила меня по щеке. Бровь у меня была разбита так, что и дотронуться побоишься. Болело и вправду ужасно.

— Митчелл говорил мне, что ты дерешься в школе.

Я рассмеялся. Горьким смехом.

— Это я ему сказал.

— А на самом деле…

— Меня там колотят. Изо дня в день. Стоит мне появиться в школе, как начинается. Посмотри на меня, Барб. Как полагаешь, я могу постоять за себя? Знаешь, сколько я вешу? — Конкретные цифры мне сообщать не хочется, и я торопливо продолжаю: — Я на два дюйма ниже и на двадцать фунтов легче последнего заморыша из нашего класса. На мне большие очки с толстенными стеклами, а в кармане ингалятор. При виде меня у всех прямо руки чешутся. Словно на мне клеймо «Лупи мелкого».

— Ты об этом хотел со мной поговорить?

— Да. Более или менее.

Подошел официант. Барб рекомендует мне «пикатту» из телятины, а я напоминаю ей, что я вегетарианец. На лице у нее виноватое выражение. Говорит, что не знала, и просит прощения. Да и откуда ей было знать? Официант советует мне взять лазанью со шпинатом и сыром рикотта. Я соглашаюсь.