Роберт Гринвуд - Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

— Ты куда-нибудь собираешься?

— Никуда особенно, просто в город.

— У меня тут машина. Если хочешь, я тебя довезу.

Она изумленно приподняла брови. — Неужели? Большое спасибо. Ну, до свиданья, паночка!

Как только дверь за ними закрылась, мистер Бантинг проворно вскочил с места и убрал бутылку в пустой угол буфета, отведенный для ее предшественниц. Купить бутылку за двенадцать шиллингов, совсем забыть про нее и найти снова, когда налоги довели цену до шестнадцати шиллингов — это было все равно, что откопать зарытое сокровище.

— Вот так-то лучше, Эви, — заметил он, закрывая дверцу буфета.

Эви сидела с ребенком у груди и глаза у нее были задумчивые и счастливые. Это было кроткое, нежное, робкое существо, в доме ее было бы не слышно и не видно, если б не улыбка, особенно теплая по отношению к мистеру Бантингу, как ему казалось, и не тихий голос, в котором не было ни одной резкой ноты. Что может быть естественнее и милее этого, думал мистер Бантинг, глядя на мать с ребенком у груди.

У Эви был вид женщины, жизнь которой полна. Глядя на нее, он вспомнил Монику, у которой война отняла самое дорогое. Теперь мистер Бантинг никогда не видел Моники, но про нее ходили разные слухи, и это его огорчало. Танцы, коктейли, головокружительный вихрь увеселений — вот какова была теперь жизнь Моники. Одних людей горе толкает в одну сторону, других — в другую. Слишком велика разница в возрасте, даже и говорить с молодежью бесполезно, все равно не столкуешься.

Он надел пальто и вышел посмотреть на свой сад, намокший под дождем и совсем голый, кроме нескольких вечнозеленых кустов, пострадавших от непогоды. На следующий год он постарается не запускать его так, приложит больше труда. Это и есть способ выиграть войну, да и что угодно другое — приналечь и довести дело до конца. Так всегда и поступали англичане, а другие страны, как это ни удивительно, думал он, забывают, чему учит их наша история. Они кричат о победе, еще не начав по-настоящему войну, но вот такие люди, как он, верили в стойкость и упорство: стисни зубы, как бульдог, и приучись переводить дух, не выпуская врага, сколько бы он тебя ни терзал и ни калечил.

Но страна уже прибавила шагу; так сказал Уинстон, каждое слово которого он взвешивал и обдумывал. Скоро мы сразимся с гуннами, вооруженные не хуже их; мистер Бантинг знал, что вся армия только этого и ждет.

Будь то Крис, который трезво смотрел на вещи, и, зная, чем он рискует, пошел один против восьми «Мессершмиттов», или Эрнест, которой преувеличивал опасность, но не бежал от нее и не терял присутствия духа, или хотя бы Ролло, у которого нехватало ума, чтобы распознать опасность, даже когда она была перед глазами, — все молодцы, немцам до них далеко. И таких, как они, — тысячи, десятки тысяч, и здесь и во всей империи, за морями.

Он набил до отказа свою обкуренную трубку и только тогда заметил, что к забору подходит Оски. Стоило мистеру Бантингу погрузиться в размышления, и наверняка можно было рассчитывать, что перед ним появится Оски.

— Вот вам немножко семян, Бантинг. «Эйлса Крэг». — Он передал конверт, надписанный карандашом.

— Как следует удобрите землю костяной мукой и сажайте пореже. Смотрите, чтоб мошка не поела.

— Спасибо, Оски. Кажется, этих у меня нет. В самом деле, неужели нам и цветов не сажать из-за этого Гитлера?

— Цветов! Какие же это цветы? Это лук.

— Лук? Ах, да, да, конечно. — Мистеру Бантингу послышалась в голосе Оски знакомая насмешливая нотка. — Это будет очень кстати. Так вы говорите костяной мукой?

Он записал на конверте про костяную муку и двинулся дальше, чтобы избежать разговора об обязанностях садовода во время войны. Оски в этом вопросе придерживался самых строгих правил. На тех, которые не сеют и не жнут в интересах общественного питания, Оски смотрел косо. Даже сеять зеленый горошек, и то, по его мнению, было не патриотично. Он твердил одно: надо сеять корнеплоды к зиме; ему было известно во всех подробностях, как их следует хранить. Мистер Бантинг подошел к фасаду коттеджа и нагнулся над клумбами, осматривая те места, где в свое время должны были расцвести крокусы и рододендроны. Он взглянул на «золотой дождь», который он забыл подстричь, и подошел к миндальному дереву у калитки. Из всех вестников весны мистера Бантинга больше всего радовало миндальное дерево в цвету. На нем уже появились бутоны, и в них, потихоньку набираясь сил, таилась та нежная прелесть бело-розовых цветов, которую мистер Бантинг не мог видеть без волнения. И теперь при одной мысли о них в нем с небывалой силой воскресли надежда и вера во все то, чего человек не может ни подавить, ни задержать, ни ускорить. Оно растет и зреет, повинуясь извечному закону, так же как стремление к свободе растет даже под гнетом. Но образ цветущего дерева в воспоминании казался очень смутным, а в действительности его цветения еще долго ждать, — событие грядущих дней. Оно явится, когда услышит заветное слово, сказанное только ему одному.

Он вошел в дом, достал с кухонной полки ящик с семенами и положил туда «Эйлса Крэг». Ему не часто разрешалось занимать полки в кухне для своих личных надобностей, но это место на полке мистер Бантинг отвоевал для ящика с семенами. Там имелось все что угодно, особенно много было пакетиков с семенами овощей, и, перебирая их, мистер Бантинг с удовлетворением думал о том, сколько денег он сэкономит таким путем. Но он особенно оживлялся, доходя до пестрых пакетиков с летниками: резедой, шпорником, душистым горошком и настоящими старомодными настурциями, изображенными на пакете в самых ярких красках. Как там Гитлер ни свирепствуй, а бордюры в саду у мистера Бантинга будут летом весело пестреть цветами. Он убрал ящик на полку. Он знал, что этот ящик нарушает весь порядок на кухне, и все-таки настойчиво требовал, чтобы он оставался на полке. Время от времени он доставал его, и, сидя у камина в февральский вечер, читал и перечитывал инструкции на пакетах и никому другому не позволял даже дотрагиваться до этого ящика.

Когда обязанности мистера Бантинга позволяли ему отрываться от дежурства у телефона в штабе Гражданской обороны, он проводил часок — другой в задней комнате вместе с мистером Ролло, упражняясь в метании дротика. Их организация, заявлял мистер Ролло, должна культивировать общественный и особенно спортивный уклон, и чем больше он думает, тем больше убеждается, что этим делом должен заняться именно он, мистер Ролло, так как за это время, с начала войны, он обнаружил в себе незаурядные организаторские способности. Непосредственной его задачей было организовать спортивную команду при штабе, и когда она как следует натренируется, устроить состязание и выиграть кубок.