Роберт Гринвуд - Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

— Я миссис Масгрэйв. Мать Чарли, знаете?

— Вот как? — сказал мистер Бантинг, недоумевая, кто такой этот Чарли. Не тот ли Чарли из подвального склада? Мальчик, в котором он пытался пробудить честолюбие.

— Да, он самый. Он сейчас в армии.

— Вот как? — повторил мистер Бантинг и, давая понять, что занят, принялся распечатывать конверт. Он уже предчувствовал, что эта маленькая быстроглазая женщина, будет теперь каждое утро донимать его разговорами.

— Он служит в пехоте.

— Так, так. Только не трите больше ручку, ужасно гремит.

— Сейчас, одну минутку, — успокоила его миссис Масгрэйв, и ручка загремела еще пуще. Мистер Бантинг ждал, терпеливо снося и эту второстепенную неприятность, порожденную войной.

Когда уборщица ушла, он вздохнул и, высунув голову за перегородку, окинул взглядом свой отдел, подсчитывая личный состав. Да, народу осталось маловато, но старик Тернер был здесь. Тернер ожидал этих утренних перекличек и, заметив устремленный на него взгляд начальника, торопился отвесить неуклюжий, заискивающий поклон. Он никогда не опаздывал на работу; это был один из широко рекламируемых им принципов — в положенный час являться, в положенный час уходить. Взгляд его водянистых глаз каждое утро напоминал мистеру Бантингу об этой его единственной неоспоримой заслуге.

Если торговля сейчас и начала оживляться, все же она, была сопряжена с большими трудностями. В первые месяцы войны было много товаров и никакого спроса, а теперь был спрос и не было товаров. Многие товары, типичные предметы мирного времени — мороженицы, жаровни для гренков, всякого рода глупейшие новинки, которые приходилось демонстрировать покупателям, — были теперь убраны, и, что скрывать, мистер Бантинг с великой радостью наблюдал их исчезновение. Но и другие, более существенные, предметы, необходимые при постройке домов, безнадежно залеживались; кронштейны, водопроводные трубы, все строительные материалы были теперь ни к чему, ибо постройка домов прекратилась. Только теперь стало очевидным, как много на свете ненужных вещей.

Но если вам требовался предмет первой необходимости, вы никак не могли его достать. Уоткинскую печь, например, нельзя было купить ни за какие деньги. Один клиент из Элджина заказал уоткинские печи уже несколько недель назад и так часто напоминал об этом, что мистера Бантинга передергивало при одном взгляде на его письма.

Было время, когда при виде телеграммы у него замирало сердце, но теперь они приходили ежедневно. Его закуток сделался местом слияния двух потоков телеграфных сообщений: от заказчиков, требовавших товар, и от поставщиков, уверявших, что сдать товар невозможно. Мистер Бантинг был зажат между этими непримиримыми противоречиями. Он встречал каждую телеграмму гневными возгласами и таким свирепым взглядом, что любой мальчишка-рассыльный, кроме рассыльного Бикертона, умер бы от страха.

Дни мистера Бантинга слагались из ряда мелких катастроф, которые он преодолевал путем срочных телефонных звонков и консультаций с директором, а также путем внезапных налетов и наскоков на персонал; эти вспышки активности сменялись периодами безделья, во время которых его приказчики обнаруживали явную склонность к расхлябанности. Никогда еще не приходилось ему иметь дело с таким жалким сбродом, как эти новые приказчики. Казалось, у них могло бы хватить соображения хоть на то, чтобы держать на прилавках кое-какие товары и делать вид, что они чем-то заняты, на случай, если заглянет мистер Бикертон. Заведующему отделом не совсем удобно давать своим подчиненным советы такого рода, но сам он, когда был приказчиком, поступал именно так. Но нет, где там: после того как они, подгоняемые мистером Бантингом, обливаясь потом, заканчивали упаковку и отправку срочного заказа, они тотчас делали передышку. Они делали ее совершенно открыто и недвусмысленно, как косцы, отдыхающие в жаркий полдень в тени изгороди. Когда голова мистера Бантинга появлялась над перегородкой, они смущенно выпрямлялись, всем своим видом давая понять, что им решительно нечего делать, — извечное заблуждение всех приказчиков скобяных отделов. Мистер Бантинг знал по опыту, что как раз в такие моменты следовало ожидать появления хозяина, чей взгляд тут же замечал какое-нибудь мелкое упущение. Так было при старом Джоне, так было и при мистере Бикертоне. А в те минуты, когда служащие бывали заняты делом, начальство никогда не появлялось.

Мистер Бантинг был особенно суров по утрам и лишь слегка смягчался после завтрака. Правду сказать, он сильно уставал, и пищеварение у него разладилось. Он все чаще и чаще прибегал к содовым лепешкам и прейскуранту, который был для него такой же маскировкой своего безделья, как для сообразительного приказчика разложенные на прилавке товары. Перелистывая страницу за страницей, он давал отдых своим ногам и своей совести, ибо разве можно упрекнуть заведующего за то, что его подчиненные пользуются моментом, когда он занят исполнением своих прямых обязанностей.

В одну из таких минут он услышал легкие шаги и, приоткрыв дверь закутка, увидел пожилую леди. Иначе как «леди» ее назвать было нельзя — мистер Бантинг обладал тонким чутьем во всем, что касалось качества.

У нее было маленькое миловидное лицо и седеющие волосы; она растерянно остановилась в дверях и, увидев мистера Бантинга, сразу с тем безошибочным чутьем, которое подсказывает робким женщинам, у кого они найдут помощь, обратилась к нему.

— Не скажете ли вы мне, как пройти в кабинет к моему мужу?

Мистер Бантинг почтительно склонил голову.

— Я миссис Бикертон.

— Да, — произнес он, и на его лице отразился живейший интерес; он преисполнился галантности: он не только укажет ей путь, он сам ее проводит. Но в эту высокоторжественную минуту с улицы в магазин вошел Тернер с номером «Стандарта», торчащим на четыре дюйма из-за отворота его пиджака. Он направился прямо к прилавку, с самым вызывающим видом во всю ширь разложил на нем газету и уткнулся в нее носом.

При виде такого вопиющего нарушения дисциплины, совершенного к тому же в столь неподходящий момент, мистер Бантинг рванулся было к Тернеру, но затем, передумав, направился вверх по лестнице. Но он был чрезвычайно озабочен. Ему не сразу удавалось справиться с дверными ручками. Он спотыкался о ступеньки и всеми своим видом выдавал свое душевное волнение. Он принял происшедший внизу инцидент очень близко к сердцу: это компрометировало его как заведующего отделом, и хотя мистер Бантинг обычно не придавал большого значения своему высокому званию, но в известных случаях умел поддержать свое достоинство. Кроме того, никогда нельзя знать, что может взбрести на ум женщине, не сочтет ли она супружеским долгом сообщить мужу о некоторых наблюденных ею фактах.