Ольга Лукас - Тринадцатая редакция. Напиток богов

— Теперь понятно, почему ты в последнее время так часто травмируешься, — констатировал шеф.

— Ну, люди мои, а теперь перейдём к главной теме нашей конференции, — объявил Кастор. И люди, забывшие было про стоматолога и его ассистента, вновь похолодели и прижались к спинкам стульев (все, кроме Виталика).

— Я восхищаюсь вами! — тем временем, продолжал Кастор. — Вы действительно — лучшие из лучших.

Если он так говорит — значит, не станет испепелять на месте, и то радость. Но, наверное, расслабляться рано, и следует ждать нового задания, ещё более сложного, чем только что исполненное.

— Мы сделали всё правильно? — озвучил общие надежды Константин Петрович.

— И-мен-но! Вы всё сделали правильно. А знаете, что творили ваши предшественники? Другие мунги, которым выпадала величайшая честь — добыть ингредиенты для коктейлей третьей ступени? Они обязательно кого-нибудь не приводили. И подсовывали вместо него обычно одного из своих, а то и просто постороннего человека, с виду напоминающего нужную часть коктейля.

— И что же? — не удержалась Наташа.

— Да ничего. Вторая ступень видела это, но покрывала своих. Всем же понятно, что найти семь ингредиентов за несколько дней — немыслимо. Спасибо, что хоть больше половины собрали.

— А третьи как на это реагировали? — спросила Марина.

— А третья ступень ничего не понимала. Они думали, что снова погрузились в мир человеческих эмоций, что опять, как и при жизни, понимают людей. Даже жалели эти маленькие, измученные эмоциями комочки плоти — насколько это возможно при полном отсутствии в их арсенале такого явления, как «жалость». И вроде бы всё проходило гладко, мунги второй ступени отирали несуществующий пот с несуществующего лба, хвалили и награждали первую ступень. Но понимали при этом прекрасно, что там, где у третьих должно было возобновиться понимание радости, или тщеславия, или страсти — зияла пустота.

— Третьи думали, что понимают — но не понимали, — задумчиво повторил Даниил Юрьевич. — Я не знал об этом.

— Да это не секретная информация. Просто ты представить не мог, что такое возможно, и не получал подтверждения.

— А какое чувство найти всего труднее? — спросил Денис.

— По-разному. В разных местах, в разное время. Вот, тридцать лет назад наши люди с Ямайки тоску у себя не углядели.

— Мы бы с ними поделились, — сказал щедрый Константин Петрович, — у нас тоски хватает! Много тоски нам попадалось — выбирай любую.

— То-то и оно. Теперь тоски много, а третья ступень не понимает эту тоску — не попробовала её на вкус и позабыла. Там, где и вы, и даже я можем её обнаружить — для них была пустота, отсутствие эмоции. У людей были проблемы — но эти проблемы как бы не считались серьёзными. Постепенно отношение третьей ступени передалось всем живущим в мире. Вспомните, как сейчас принято относиться к тоскующим? «Возьми себя в руки, тряпка! Есть проблемы — решай их. Нет проблем — не ной!» Но это так по-человечески — ныть, оплакивая то, что не случилось и не случится уже никогда. Не все проблемы можно решить. Немного поныть, оплакивая несбывшееся — так естественно. Оплакать, похоронить и идти дальше. А не стремиться к невозможному и недостижимому, ломая себя и свою жизнь. Человек не всемогущ. Даже мунги справляются не с каждым желанием.

Кастор был необычайно серьёзен. Торжественно-серьёзен.

— Да что такое «тоска»? — вдруг невпопад брякнул Константин Петрович. — Это же просто лень душевная! Нормальному человеку некогда тосковать — работать надо!

— Тоска — это ощущение неправильности хода вещей, — спокойно отвечал Кастор. — Это объективное бессилие перед реальностью. С душевной ленью не имеет ничего общего — душа там как раз всегда при деле.

— А что будет теперь, когда наконец-то собраны все ингредиенты? — спросил Денис.

— Теперь третья ступень видит картину мира — вернее, картину человеческих переживаний — такой, какая она есть. Чистой и без примесей. Сейчас вам трудно в это поверить, но эмоции — первое, что стирается из памяти. Можно припомнить физическую боль — но не сердечную.

— То есть, большая часть того, что мы считаем жизнью — вообще не имеет смысла? Ведь эмоции — это как будто и есть вкус жизни, — растерянно протянул Шурик.

— Если бы они не имели смысла, вряд ли стоило бы городить этот огород с коктейлями. Считайте, что это расплата. Не для вас расплата, пугливые мои голуби. Для нас. А более всего — для них, для третьей ступени. Нельзя получить что-то, не отказавшись от чего-то взамен. Сейчас третья ступень могла бы завидовать вам — если бы не отказалась от возможности чувствовать зависть.

— То есть мы в какой-то степени… могущественнее? — спросил Виталик.

— Не могущественнее. Если хочешь, мы с тобой можем ненадолго удалиться, и я тебе это быстро докажу. Что, не хочешь? Да расслабься, не так уж сильно ты и обгорел.

Виталик почувствовал, как лёгкий ветерок обдувает его кожу, и прикосновение футболки уже не причиняет боли, но к спинке стула прижиматься не спешил.

— Попробуйте понять, что на каждом этапе мы, если угодно, учимся чему-то очень интенсивно. Чтобы на следующем забыть эту дисциплину навсегда. Эмоции — это уникальное качество, которым обладают живые. Сила людей — в их слабости. А эмоции — это одно из самых слабых мест. Постарайтесь использовать его не только себе во вред, как это обычно бывает, но и во благо. Такая возможность есть. Даже у безысходной грусти, не говоря уже о радости и страсти. В эмоции заложена сила, но управлять ею сложнее, чем необъезженным скакуном. Направьте этот поток в дело, не распыляйте бездумно и себя, и свою силу.

— А что случилось с людьми, которых… Ну, с ингредиентами, — озвучила общий вопрос Наташа. — Они как будто изменились. Но не изменились.

— Люди, конечно, измениться не могли, — прохаживаясь по кабинету, сказал Кастор. — Если взять, например, Лёву и навести на него сканер эмоций. А ну-ка… берём Лёву.

Лёва поднялся с места.

— А где у нас сканер?

— У меня, — ответил Виталик, — только пока я буду бегать, вы всё интересное успеете рассказать.

— Ладно, сиди, — Кастор посмотрел в левый верхний угол кабинета. Все проследили за его взглядом, но ничего не увидели.

— А вот же он! — сказал Кастор, указывая на стол. Там, в самом центре, на сложенном вчетверо полотенце с котятами, утятами и крольчатами, уже лежал сканер эмоций. Тот же самый или точная копия — никто проверять не побежал.

Кастор направил на Лёву этот потусторонний пистолет. Нажал на курок. Продемонстрировал всем результат. Желтый, тот же самый пронзительный желтый цвет.

— Я злой и страшный серый волк. Аминь! — без интонаций сказал Лёва и почему-то сложил на груди руки в приветственном индийском жесте.